Из книги: Christopher Rowland, The Open Heaven. A Study of Apocalyptic in Judaism and Early Christianity. London: SPCK. 1982.
Кристофер Роуленд — британский священнослужитель и богослов, начинал преподавание в Кембридже, в 1991-2014 гг. был профессором экзегезы Священного Писания в Оксфордском университете. Автор тома «Revelation through the Centuries» и один из двух главных современных специалистов по апокалиптике (второй John J.Collins).
Перевод подготовил Сарвадий С.Ю. в рамках самостоятельной работы в Колледже библейских основ подготовки к церковным служениям «Наследие».
Откровение святого Иоанна Богослова
Основные идеи Откровения
Современные исследователи не разделяют убежденности в том, что Откровение было написано Иоанном, сыном Заведеевым. По их мнению, об авторе мы можем сказать лишь то, что можно почерпнуть из самой книги, а именно: его звали Иоанн, за свою веру он был заключен в темницу (1:9); обращаясь к малоазийским церквям, он прекрасно знал об их положении, которое красочно описано в полученных видениях. Отказ от апостольского авторитета неизбежно ставит вопрос о том, на каком основании Иоанн обращается к церквям в такой манере. Если бы он был апостолом или иным церковным иерархом, то этого уже было бы достаточно, чтобы гарантировать внимательное отношение слушателей к открывшимся ему видениям. Однако Иоанн на это не претендует. Источник его авторитета четко указан в 1 главе. В отличие от современных ему иудейских апокалиптиков, Иоанн не прячет своё послание в оболочку исторических событий и личностей прошлого. Вместо этого он заявляет, что он брат и соучастник в скорби (1:9), а прежде всего пророк (1:3). Поэтому его авторитет зиждется не на каком-либо церковном служении, а на убеждении, что через него и через полученные видения говорит Дух Божий. Право так обращаться к церквям основано на вере Иоанна в то, что воскресший Господь явился ему и повелел открыть увиденное и услышанное. Подобно пророкам древности, он получает прямое повеление, в данном случае от вознесшегося Христа, говорить к людям. Именно поэтому он наделяет свою книгу такой значимостью (22:18 и далее): потому что в ней записаны слова и тайны самого Господа.
Именно это повеление (1:10 и далее) лежит в основе всей книги. Иоанн раскрывает тайны небес (1:19) подобно Михею, сыну Иемвлая, который увидел Божий престол и небесное воинство, и в результате точно описал грядущие события (3 Царств 22:19). Сила послания заключается в том, что оно представлено как откровение, полученное напрямую от Христа. Поэтому уровень духовного развития семи церквей в главах 2 и 3 оценивается не с точки зрения Иоанна, а с точки зрения Господа. Здесь пророк допущен к тайне Божьего взгляда на жизнь христиан в семи городах, о которых идет речь. В результате передачи этой «инсайдерской» информации церквям, их члены могут услышать призыв восстановить свое религиозное рвение (2:4 и далее), быть стойкими перед лицом скорби (2:9 и далее), отказаться от ересей (2:6, 2:14 и 2:20) и выйти за рамки своего беззаботного взгляда на ситуацию (3:17 и далее). Все эти послания, которые предполагают глубокую осведомленность об отдельных членах христианских общин и о географии различных городов, и сам апокалипсис (главы 4–22) обусловлены верой Иоанна в то, что доверенные ему видения позволят христианам в этих церквях увидеть ситуацию и разворачивающиеся события в совершенно ином свете.
Восхождение (4:2), которое позволяет Иоанну увидеть небесный двор, открывает новое измерение в дальнейших частях апокалипсиса. До сих пор Иоанн передавал слова явившегося ему Христа, но в 4 главе он начинает говорить о том, что сам видел на небесах. Как мы уже отмечали, в 4 главе для описания места Божьего присутствия используются типично иудейские представления, с помощью которых Иоанн рассказывает о ситуации на небесах до пришествия Христа. В окружении небесного воинства Бог восседает на престоле Своем, отделенный от всех кроме взгляда счастливого пророка, который удостоен краешком глаза увидеть Его во всей славе. Его власть и господство над всем творением воспевается небесными придворными в традиционной иудейской манере. Конечно, эта картинка очень обнадеживает, поскольку подчеркивает факт существования Бога и призывает верить в Его власть над миром, но нельзя отрицать, что в этом видении власть Господа признается только небесным воинством и очень немногими верующими на земле. Контраст между восхвалением Бога Вседержителя на небесах и отсутствием свидетельства о Божьей правде на земле был очевидным для читателей апокалипсиса. Разрыв между теологической формулой и исторической реальностью нельзя было описать более ярко. Христиане живут в мире, где власть Творца почти не признаётся, но пророк рассказывает им о силах небесных, которые прославляют Бога как Царя вселенной. Эта неявная раздвоенность прописана в 4 главе возможно даже сильнее, чем в остальных частях апокалипсиса. Два мира – мир верхний, где Бог признается как повелитель и господин, и мир нижний, где очень немногие признают Его владычество (11:1 и далее) – существуют бок о бок, и вероятность признания небесной власти Творца обитателями нижнего мира невелика.
Сцена полностью преображается в главе 5. Перед взором Иоанна возникает книжный свиток с семью печатями, в котором, как оказалось, содержится божественный замысел о торжественном осуществлении событий, ведущих к новой эпохе (6:1 и далее). Лишь когда печати будут сломаны, начнется весь этот процесс. К сожалению, разрыв между верхним и нижним миром не может быть исправлен, пока не найдется тот, кто снимет печати и, таким образом, не начнет процесс, в результате которого Бог окажется в центре всех человеческих дел. Тот факт, что не оказалось достойного для снятия печатей, вызывает глубокое сожаление у провидца (5:4). Будучи типичным представителем народа Божьего, он жаждет явления Божьей славы в нижнем мире. Иоанн слышит слова утешения – Не плачь – поскольку всё должно преобразиться с приходом Мессии (5:5). После этого мессианская фигура внезапно отождествляется с Агнцем, имеющим следы заклания. Он стоит посреди небесного двора, а затем приходит, чтобы взять у Бога свиток. Это похоже на сцену, описанную в книге пророка Даниила (Дан. 7:13), где как бы Сын человеческий приходит к Богу и получает власть и господство. Прежде чем подойти к Богу Агнец просто стоит среди других членов небесного двора. Однако именно следы заклания отличают Его от остальных и дают Ему право разделить престол с Самим Богом (7:17). Сначала Он выступает в качестве просителя перед престолом Божьим, но Его смерть означает, что Он заслужил оправдание для Себя и для тех, кто следует за Ним (5:9) и поклоняется Ему из числа небесной свиты. Подобно Сыну Человеческому в книге Еноха (1 Енох 71:16) Агнец является небесной гарантией окончательного искупления тех, кто вымыл свои одежды и сделал их белыми в Его крови (7:14, также см. Евр. 6:19). Но Агнец не просто залог будущей славы для избранных: смерть и возвышение делают Его единственным, кто может взять свиток с планом торжества последних дней и начать этот процесс, сняв печати. Этот план будет постепенно осуществляться на протяжении всей последовательности печатей, труб и чаш, пока наконец не установится полнота славы Божьей. Возвышение Агнца дает толчок всей истории, которая разворачивается далее. С точки зрения теологии можно сказать, что в этот момент закладывается основа для преодоления разрыва между Божьим замыслом о мире и мрачной реальностью. Всеобъемлющая власть Господа, приоткрывшаяся в главе 4, теперь начинает оказывать влияние на мир, взгляды и ценности которого совершенно противоречат Богу. Изменение в отношениях между небесами и землей происходит благодаря закланному Агнцу.
По сути, последовательность печатей, труб и чаш – это способ подчеркнуть, что бедствия, которые должны поразить землю, не являются признаком богооставленности нашего мира. Как это ни парадоксально, они демонстрируют вовлеченность Бога в историю человечества. В иудейской эсхатологии такие события являются необходимым вступлением перед началом новой эпохи. Всё, связанное с печатями, трубами и чашами, берёт свое начало на небесах. Во всех случаях, когда на земле что-то происходит сразу после снятия печати или трубного гласа, тем самым доказывается, что новое мироустройство, открывшееся через возвышение Агнца, имеет прямые последствия для человечества. Таким образом, глубокая связь, которая объединяет Бога с человеческой историей, подчеркивается во всех злоключениях, происходящих на земле.
Безусловно, для современного читателя покажется очень странным и даже диким то внимание, которое уделяется этим бедствиям. Нужно признать следующий факт: вероятнее всего, Иоанну нет необходимости всё это разъяснять своим читателям, поскольку они и так разделяют его представления о том, каким образом наступит новая эпоха. Поэтому важно попытаться понять этот материал с точки зрения самого Иоанна, прежде чем можно будет объяснить конкретное учение, которое он поддерживает. Что Иоанн говорит о различных катастрофах, так это то, что они должны были привести человечество в чувство (9:20 и далее). Иоанн не считает эти ужасные события просто результатом какого-то Божьего каприза. Не следует упускать из виду, что эти события по своей сути ничем не отличаются от прочих катастроф, пережитых людьми. Образы в видениях Иоанна в сжатой форме отражают все те ужасы, которые поражали людей на протяжении всей истории. Это очевидное проявление несовершенства вселенной, которое человечество воспринимает как часть естественной природы вещей. Через эти события Бог как бы позволяет человеку самостоятельно убедиться – если он только сам этого захочет – что вся вселенная пронизана несовершенством, которое превращает мир в очень неуютное место для существования человека. Мир не может явить ничего другого кроме своего несовершенства и подверженности всем этим бедствиям, когда он отказывается признать власть Творца. Таким образом, Бог позволяет наиболее очевидным проявлениям беспорядка в мире непосредственно воздействовать на человеческую жизнь в надежде, что люди признают причину этого несовершенства и покаются. Тот факт, что к предупреждающим знамениям не прислушиваются, означает следующее: только прямое свержение Богом всего, что Ему противостоит, может в итоге освободить вселенную от ее несовершенства. В конечном счете, вся полнота власти принадлежит Богу, и для Иоанна это автоматически влечет за собой то, что неизбежное пришествие Царства Божьего приведёт к немедленному удалению всего, что продолжает противиться Его воле. Если достижение совершенства происходит постепенно, то оно должно полностью отражаться в жизни людей. Отказ человека признать свои злоупотребления может только законсервировать систему, в которой закон попирается, а несправедливость и своеволие продолжают торжествовать. Любая уступка этому процессу отвергала бы власть Бога и окончательное торжество Его воли. Таким образом, для неумолимого потока Божьего Царства вовсе нет нужды без разбору сметать любого человека на своём пути, если он живет по правде Божьей и отвергает идеи и установления, противоречащие Его замыслу.
Торжественное приближение новой эпохи, о котором говорится в последовательности печатей, труб и чаш, Иоанн перемежает другим открывшимся ему материалом. Первая вставка появляется после снятия шестой печати, когда эсхатологический процесс прерывается, чтобы слуг Божьих можно было отметить печатью на челе (7:3 и далее). Это должно убедить верующих в том, что ужасные бедствия не означают окончательного отделения от Бога, если они следуют по стопам Агнца (7:14). Печать не избавит их от всех страданий, потому что реакция неверующего мира зачастую будет враждебной (11:10, 13:1 и далее). Нет сомнений, что послушание Богу наконец получит должное вознаграждение. Точно так же в более длинной вставке в главах 10–15 мы видим обеспокоенность ролью Церкви и угрозой, с которой она сталкивается. Снова последовательность из семи трубных гласов нарушается (9:13), чтобы можно было вставить этот материал. Его место в этой последовательности обращает внимание на то, что Церковь тоже живет в последние дни, и ее задачи должны быть очерчены, а целостность сохранена.
В главе 10, которая готовит нас к образам, описываемым в следующих главах, мы видим сразу два заявления. Прежде всего, звучит обещание, что весь эсхатологический процесс близится к концу (10:6-7) с надвигающимся седьмым трубным гласом. Это подчеркивает важность всего дальнейшего, в частности, роль семи церквей в настоящем. Во второй части главы описывается, как Иоанн должен был съесть свиток (см. Иез. 3:1 и далее), а затем ангел повелевает ему пророчествовать о народах и племенах, и языках и царях многих (10:11). Именно это указание, которое готовит почву для следующего видения, должно использоваться в качестве ключа для интерпретации. Поэтому лучше рассматривать видение в 11:1-13 не как предсказание эсхатологических событий, которые еще только должны произойти, а как иллюстрацию истинной природы пророческого служения, к которому сейчас призван Иоанн.
Но его призвание к пророчеству не может быть отделено от задачи Церкви в целом. Иоанн хочет, чтобы его соучастники в скорби разделили с ним задачу свидетельства перед миром. Эта связь между служением отдельного пророка и задачей христианской общины наиболее четко прослеживается в 19:10, когда провидец помещается на одном уровне со всеми, кто свидетельствует об Иисусе Христе. Таким образом, хотя указание в конце главы 10 относится только к Иоанну, оно в равной степени адресовано всем, чьей задачей является свидетельство о путях Божьих. Это не означает, что Иоанн считал, будто все христиане обязательно будут расплачиваться за свое свидетельство, как это делают две фигуры в видении (11:7). В 11:4 упоминаются уже только два светильника, а не семь (см. 1:12), но из этого не следует, что за свои действия будет убит лишь некий пророческий «остаток». Насколько мы можем понять Иоанна, должна оставаться возможность, что роль идеального свидетеля возлагается на каждого христианина – эта мысль просматривается в главе 11. В этом видении поднимается вопрос, который имеет огромное значение для Церкви. Текст Откровения здесь отходит от описания событий, ведущих к установлению Царства Божьего, и сосредотачивается на самой Церкви и ее роли в период до завершения последнего этапа мессианских катастроф.
Ссылаясь на образы Ветхого Завета, в частности на книгу пророка Иезекииля (Иез. 40:3), видение Иоанна начинается с указания измерить Храм Божий и поклоняющихся в нем (11:1). При этом Храм противопоставляется внешнему двору, который остается неизмеренным и передается прочим народам на некоторое ограниченное время. Это не отсылка к Храму в Иерусалиме, хотя идея вытекает именно из его описания. Дело в том, что здесь Иоанн имеет дело не с реальным зданием, а с храмом как символом более великой реальности. Так же, как два пророка являются примером идеальных свидетелей Божьих и символизируют Церковь в целом, посвященную свидетельству о Боге, так и здесь нельзя отождествлять описываемое место с каким-либо конкретным местом на земле. Здесь говорится о любом месте, где христиане идут путем Божьим перед лицом противодействия со стороны сил зла. Измерение Храма, следовательно, является символом Божьей власти. Но эта измеренная область оказывается не слишком большой, то есть свидетельства о власти Господа в нашем мире скудны, а противники Его воли наоборотвластвуют в нем открыто. Таким образом, настоящее время изображается так, что противостоящие Богу силы ничем не сдерживаются, а служащие Ему остаются некоторое время довольно ограниченными, как и само свидетельство присутствия Бога в мире (11:2). Но в этой ситуации Бог устраивает так, чтобы Его пути не остались без свидетельства. В контексте этого становится необходимо, чтобы Церковь, в образе двух пророков, была защищена от разорения до тех пор, пока продолжается их служение. Это обещание вовсе не означает, что они будут абсолютно защищены от всякого вреда. Оно действует ровно столько времени, сколько необходимо им для выполнения поставленной задачи. Глава Церкви умер после Своего свидетельства о Боге, и это судьба всех, кто следует за Ним (11:10). Любое место на земле, где их свидетельство прозвучало и было отвергнуто, и где сами они были умерщвлены – оно будет напоминать место, где однажды уже отвергли Иисуса Христа, и разделит участь прочих мест, где люди на протяжении всей истории отказывались слушать голос Бога (11:8). Но история не заканчивается после физического уничтожения пророков. Как и их Учителю, им будет дана новая жизнь (11:11), и их оправдание в конечном итоге станет подтверждением глупости неверующего человечества (1:7, см. Прем. 2:21–3:12). Завершением всего эпизода является сильное землетрясение (11:13), после которого звучит седьмая труба. Это напоминает о том, что пророческое служение общины проходит в разгар мессианских катастроф. Обещание оправдания мучеников сопровождается несчастьями, которые в данный момент поражают нераскаявшуюся вселенную. Мир, казалось бы, полностью отказавшийся от Бога, в последние дни не оставлен без ориентиров, которые указывают путь к Нему и отражаются в жизни общины праведников.
Когда мы переходим к главе 12, то снова сталкиваемся с текстом, который адресован Церкви. Две основные отличительные детали в этой главе: дракон преследует беременную жену и ее потомство (12:1-6, 12:13 и далее), и происходит битва на небесах между силами света во главе с архангелом Михаилом и силами тьмы во главе с сатаной (12:7-12). Первую тему лучше всего рассматривать символически, как образ преследования драконом общины праведников, из которой родился Мессия. Такой довольно общий смысл данного видения конкретизируется в главе 13. Родившийся Ребенок, несмотря на преследование со стороны дракона, восхищен на небеса. После этого почти сразу же следует видение битвы между Михаилом и сатаной. Можно предположить, что вознесение Мессии оказало решающее влияние на положение сатаны на небесах. Подобно тому, как возвышение Агнца привело к снятию печатей, так и здесь восхищение Сына привело к решающей схватке между небесным представителем народа Божьего и обвинителем (12:10), который теперь свергнут с небес и никогда больше не сможет клеветать на избранных Божьих (ср. Рим. 8:33). Следующие за Агнцем могут быть уверены, что больше нет никого, кто мог бы препятствовать им быть с Богом (12:11). Как пишет апостол Павел (Рим. 8:39), несмотря на все притеснения лукавого, ничто не может отлучить верующих от любви Божьей.
Обещание Бога защитить общину праведников от уничтожения дьяволом (12:15 и далее) и свобода от требований обвинителя на небесном суде не отменяет того, что настоящее время является очень опасным. Сброшенный с небес дьявол знает, что ему позволили лишь очень короткое время свободно делать на земле то, что ему хочется (12:12). Общине же в этой ситуации предлагается оправдание их верности, а также предупреждение о том, что силы зла весьма коварно действуют в мире людей.
Проявления дьявольского коварства подробно рассматриваются в следующем видении – в образах зверей из моря и земли, которые, согласно тексту, обладают властью дракона (13:4). Большинство комментаторов согласны с тем, что в основе этого видения лежит конкретная проблема – угроза навязывания культа императора в Малой Азии. Полагают, что под зверем, выходящим из моря, следует понимать проконсула, представителя императора в Малой Азии, который высаживается в Эфесе и как бы ежегодно выходит из моря. Исцеление смертельной раны на одной из голов зверя, вероятно, следует рассматривать как ссылку на миф о возвращении Нерона, бытовавший в самом конце I столетия. Присутствие здесь образов, восходящих к 7 главе книги пророка Даниила, вероятнее всего, указывает на проблему отношений между народом Божьим и светской властью. Совершенно ясно говорится, что поклонение зверю также означает поклонение дьяволу (13:4). Видение описывает огромный соблазн следовать за зверем, и не в последнюю очередь благодаря тому, что очень многие люди на это согласятся (13:8). Однако это вовсе не безобидный поступок – это признание власти других сил, а не Бога. И даже хуже, это скрытое признание того, что силы тьмы заслуживают такой же (если не большей) преданности, как Сам Создатель.
Вторым зверем, который выходит из земли, является местная группа, известная как Commune Asiae[8], которая активно способствовала продвижению императорского культа в Малой Азии. Их деятельность подробно и красочно описана в этом видении, и в некоторой мере описывается даже совершение чудес, какие в своё время совершали древние пророки, чтобы произвести впечатление на жителей земли (13: 13, см. 3 Царств 18:38). Доподлинно неизвестно, имеются ли ввиду некоторые механические устройства[9], которые применялись для убеждения людей в сверхъестественном характере культа. Во всяком случае, это еще одно предупреждение христианам не быть падкими на ложные заявления и высокопарный язык, который является не чем иным, как богохульством (13:6). Для тех, кто выделяется из общей массы, последствия будут самыми разнообразными. Некоторые явно будут убиты (13:15), но другим, возможно, придется столкнуться с экономическими трудностями (13:16). Оба данных фактора являются мощным стимулом для слабовольных, чтобы в краткосрочной перспективе защититься от преследования, соглашаясь поклоняться зверю.
В главе 14 видения показывают другую сторону медали. В то время как нападки зверя и его пропагандистов означают гонения и смерть для всех, отказавшихся преклониться перед ним, глава 14 показывает, что такой очевидно безрезультатный протест гарантирует оправдание в будущем. Кто свободен от знака зверя и вместо этого отмечен именем Агнца и Его Отца, тот и будет стоять вместе с Агнцем на горе Сион в будущем. Тем, кто уступил и принял власть зверя, не так повезет. Их судьба незавидна. Поскольку угроза со стороны дьявола усиливается, то общинам необходимо принять решение, которое здесь изображается самым суровым образом. С одной стороны, существует могущественное римское государство во главе с императором, обладающим такой властью над всем миром, что о ней говорят в квазибожественных выражениях. При наличии такого могущества и власти кажется невозможным отрицать, что за этим институтом стоит некая сверхъестественная сила. Но дело в том, что эта сила, конечно, демоническая, а не Божья. Тем не менее, отказ выполнять его требования означает смерть или потерю статуса. С другой стороны, существует религия истинных сынов Божьих, которая выступает против ложных утверждений государственной религии даже в ущерб личному успеху и благополучию.
Функции апокалиптики больше нигде не проявляются так четко, как в этих двух главах. В них пророк убирает завесу, которая скрывает истинную природу римского государства, так что его читатели могут сами увидеть, как в действительности обстоят дела. Тем, кто рассматривает римское государство и его императоров как невинное учреждение, установленное Богом, Иоанн раскрывает глаза. Тех, кто считает, что клясться гением императора вполне себе безобидно, просят еще раз подумать. Когда император обожествляется, и власти предъявляют требования поклоняться ему как богу, возникает прямая угроза поклонению Богу истинному, которая может быть организована только дьяволом. В свете таких притязаний любой вид религиозного компромисса будет равен отрицанию своего места в народе Божьем. Только те, кто одержал победу над зверем, отказавшись поклоняться ему, могут войти в присутствие Бога (15:2). Использование апокалиптики здесь показывает, как краткосрочная свобода от преследования становится не только отказом от целостности христианской веры, но и ставит под угрозу дальнейшую участь.
После длительного перерыва в описании последовательности труб финальная стадия эсхатологических событий начинается в 15:1 и 15:5, и далее подробно описана в главе 16. С завершением полной меры бедствий Иоанн обращает внимание своих читателей на разрушение Вавилона, притязания правителей которого, как казалось, представляли такую угрозу жизни Церкви. Он упоминает о его разрушении в 16:19, а затем подробно раскрывает эту тему в главах 17 и 18. В то время как в главе 13 основным предметом видения были притязания римских императоров и их власть, в главах 17–18 внимание сосредоточено на центральном городе империи, который представлен в образе Вавилона.
В главе 17 Иоанн видит образ женщины в пустыне, сидящей на багряном звере (17:3). Она описана как блудница, которая виновна в пролитии крови мучеников (17:6). Изображение этой женщины контрастирует с видением совершенного города в главе 21, нового Иерусалима, который не строится на земле, а сходит с неба от Самого Бога. В видении о блуднице акцент делается на тех, чье дальнейшее существование зависит от поддержки зверя, обладающего силой сатаны (13:2). Их величие имеет лишь временный характер и полностью зависит от прихоти зверя. Это хорошо видно в 17:16 (и далее), где зверь и его рога объединяются, чтобы уничтожить блудницу. Несовершенство Рима, как и мира в целом, является результатом пренебрежения Божьей волей и несет в себе семена собственного уничтожения. Хотя его сила может показаться всеобъемлющей, на самом деле она очень непрочна, и правители, которые, казалось, гарантировали его дальнейшее существование, фактически будут средством его свержения (17:16). Подобно блуднице, с которой его сравнивают, Рим незаконно разбогател (17:4). Его безвкусное великолепие контрастирует с первозданной чистотой нового Иерусалима, предстающего в образе невесты в 21:2. Падение Вавилона затем приветствуется погребальной песней, напоминающей о предсказаниях гибели в пророческих текстах (например, Ис. 13 и Иер. 51). Как оказалось, высокомерие этой блудницы, контролирующей мировую торговлю, и ее уверенность в себе совершенно эфемерны. Иллюзии тех, кто возлагал на неё такие надежды, разрушены (18:11 и далее).
После отступления, в котором описывается Вавилон и его падение, начинаются заключительные стадии эсхатологического процесса. Зверь, растерзавший блудницу, уничтожен вместе со всеми своими пропагандистами и последователями (19:19 и далее). Так осуществляется полнота власти над миром, возможная благодаря крестным страданиям. Для Бога смерть Агнца была моментом, решительно меняющим ход человеческой истории. Это была победа, но такая, которую люди еще должны были признать. Всадника на белом коне в 19:13 отличает то, что Он одет в одежду, залитую кровью. Эта кровь не результат сражения, потому что оно еще не началось. Он покрыт Своей собственной кровью и может произвести эсхатологический суд, поскольку это право дано Ему в результате Его победы на кресте (см. 5:5). Ранние христианские писатели рассматривали одновременно Страдания Христа и Его Воскресение как два момента, когда достигается решающая победа (см. 1 Кор. 15:20 и далее, и Кол. 2:14 и далее). В 12:5 (и далее) близкое расположение в тексте эпизодов небесной битвы и восхищения младенца, имеющего черты Мессии, может отражать такую мысль. Но в целом Откровение склонно рассматривать именно смерть на кресте как момент, когда запускается последовательность событий, завершающаяся окончательной победой Христа. Всадник именуется как Царь царствующих и Господь господствующих (19:16), но это отражает оценку небес, уже озвученную в гимнах 5:12. Заключительная битва, похоже, дублируется в 20:7 (и далее), но при этом смысл двух сцен совершенно разный. В первой в 19:11 (и далее) говорится об уничтожении зверя и его последователей, тогда как во второй дело касается силы, стоящей за зверем, то есть дьявола.
С окончательным свержением земной власти, которая стала причиной столь большого зла, открывается путь к установлению царства Мессии в мире. Проблема эсхатологии Откровения заключается в том, что в иудейской литературе практически не встречаются тексты, в которых ожидание грядущего Царства проходило бы в два этапа. Тем не менее, период блаженства в этом мире является центральной особенностью иудейской эсхатологии, например, в 3-й книге Ездры (3 Ездр. 7:27 и далее) и в сирийском апокалипсисе Варуха (2 Вар. гл. 29 и далее). Традиция уделять больше внимания описанию нового Иерусалима в 21 главе (и далее) не должна отвлекать нас от рассмотрения мессианского царства в 20:4-6. Это больше, чем просто вступление перед началом новой эпохи. Обетования, которые Иоанн раскрывает в своих видениях верующим, включают оправдание избранных перед лицом мира (11:11). Это оправдание происходит, когда мученики царствуют со Христом. В тысячелетнем царстве подвиги мучеников, казавшиеся когда-то бессмысленными, получают высшее оправдание. Речь идет не только о вознаграждении за их верность. Именно они оказываются наиболее готовыми к тому, чтобы править вместе с Мессией в Его царстве. Они смогли свою земную жизнь прожить в соответствии с этим высоким призванием: быть царями и священниками (1:6 и далее, 5:10). Теперь они продолжают занимать то высокое положение, которое у них уже было, но которое до сих пор по большей части оставалось скрытым от глаз мира (см. Рим. 8:19). В этом кратком упоминании тысячелетнего царства сияет та торжественная эсхатология, которая так знакома нам по остальной части Нового Завета. В прежние времена Церковь уже предчувствовала свою роль в новой эпохе; слава грядущего века уже дала о себе знать через дар Духа. Те, кто посреди трудностей настоящего остаётся послушным Богу, те в будущем способны править в Божьем Царстве на земле (см. Лк. 22:29 и далее, и 1 Кор. 6:2).
Включение мессианского царства на земле в структуру Откровение должно предостеречь нас от мысли, что апокалиптическая эсхатология утратила веру в историю как сферу Божьего искупления и связана лишь с событиями за ее пределами. Глава 20:4 (и далее) и другие примеры апокалиптической эсхатологии подчеркивают жизнеспособность творения, поскольку в нем отражен замысел Бога. Здесь нет ничего, что можно было бы считать безнадежно испорченным. Однако образ мессианского царства связан с необходимостью внести одно очень важное изменение по сравнению с ситуацией, существовавшей ранее. В этом будущем царстве искушение злом сдержано за счет связывания сатаны (20:2). Таким образом, обман, который сатана использовал до сих пор и этим многих сбивал с пути (13:4), теперь отсутствует. Эта свобода от пагубного влияния зла позволяет человеку более ясно видеть свои обязательства перед Богом. Следовательно, весь эсхатологический процесс в Откровении связан с деятельностью Бога в истории. Он начинается с исторического события (смерти Иисуса) и представлен судом Божьим, действующим через исторические события. Нельзя сказать, что в этом случае будущее прорывается в настоящее, как предполагают некоторые исследователи. Вся дальнейшая история в Откровении – это эволюция, которая возникает непосредственно из событий прошлого, в частности, из распятия Иисуса Христа, и движется в рамках истории и через неё к своему завершению. Поскольку Иоанн мало говорит о событиях до крестных страданий, мы не в состоянии узнать, как он относится к Божьему участию в более ранней истории Израиля. Однако если Откровение рассказывает о чем-то неизбежном, то можно не сомневаться, что Иоанн – как и другие авторы апокалиптических текстов – никогда не теряет из виду фундаментальной истины: полного контроля ситуации со стороны Бога. Единственная двойственность, которую можно найти на небесах, проистекает из контраста между обещанием и конкретным его исполнением. Но нет никаких сомнений в том, что Бог следит за происходящим. Бедствия последних дней и освобождение сатаны для одной финальной битвы (20:7 и далее) – все говорит о Его полном контроле над силами хаоса.
После уничтожения сатаны и суда над людьми сообразно с делами их (20:12) наступает кульминация книги, видение новых неба и земли и нового Иерусалима, сходящего от Бога (21:1 и далее). Конечно, дальнейшему описанию должен предшествовать процесс очищения, потому что полное уничтожение сил, противостоящих Богу и Его воле, является необходимой подготовкой на пути к тому совершенному городу, в который не может войти ничто мерзкое и нечистое (21:27). Может показаться странным, что Иоанну в его эсхатологическом описании понадобился второй этап, когда он уже говорил о блаженстве, которым наслаждаются мученики. Дело в том, что этой радостью наслаждаются лишь немногие (20:5). Мы не можем сказать, продиктована ли такая форма эсхатологии Иоанна пастырскими задачами. Скорее всего, среди христиан-евреев было некоторое недоумение, поскольку тексты, подобные сирийскому апокалипсису Варуха (гл. 29 и далее), как будто указывают на то, что это блаженство разделят лишь те, кому посчастливилось быть живыми на заре новой эпохи. Это была проблема, с которой пришлось разбираться и апостолу Павлу в послании к Фессалоникийцам (1 Фес. 4:15 и далее). Иоанн предлагает всем верующим обетование надежды на будущее, независимо от того, дожили они до мессианского царства или нет. Конечно, нельзя недооценивать значительный вклад, который могли внести в форму ожиданий Иоанна образы из Священного Писания. Писание говорит Иоанну, что должно быть новое небо и новая земля (Ис. 65:17), а в дополнение к этому в другом месте говорится о периоде мессианского блаженства (Ис. 11:1 и далее). В видениях Иоанна такие элементы не слиты, а располагаются рядом и образуют ту двухэтапную эсхатологию, которую мы и наблюдаем.
Тот факт, что Писание предоставляет материал для видений Иоанна, должен побудить нас быть осторожнее, когда мы придаем слишком много значения ссылке на новое творение. Язык главы 21 (и далее) может привести нас к вопросу о том, объясняется ли ее содержание тем, что уже говорилось о человеческой истории как о сфере Божьего участия. Может показаться, что слова Иоанна о новом творении и о бегстве старого творения от Божьего присутствия (20:11), указывают на некоторую двойственность, как будто характерную для апокалиптической мысли. Ведь здесь мы видим пример жесткого разрыва с прошлым, необходимость уничтожать старое, уйти от всего порочного к совершенно новому и данному Богом. В свете отрывка о тысячелетнем царстве Мессии, в котором поддерживается возможность послушания Богу в старом мире при надлежащих условиях, весьма затруднительно утверждать, что слова о новом небе и новой земле являются плодом глубинной эсхатологической двойственности, свойственной апокалиптической литературе. Этими размышлениями мы вовсе не отрицаем, что здесь действительно говорится о новом творении. Ведь в свете стиха 21:1 невозможно поверить в то, что речь идет просто об обновлении прежней эпохи. Но значение этого видения проистекает из наличия данного обещания в Писании, а не из какого-то апокалиптического пессимизма. Нет никаких оснований предполагать, что Иоанн заявляет о полном отсутствии преемственности между старым и новым. Конечно, нисхождение нового Иерусалима с небес от Бога подчеркивает неземное происхождение нового города, но человеку не отказано участвовать в его постройке. Действительно, на основаниях города написаны имена двенадцати апостолов Агнца (21:14). Смысл этого стиха в том, что роль в создании города сыграли и некоторые люди. Здесь не отвергается Божье вдохновение, стоящее за всем этим, но говорится, что мужчины и женщины, как и в мессианскую эпоху, действительно могли действовать как исполнители Его предвечного замысла. В том же ключе Иоанн говорит о том, как в новый Иерусалим приносят славу и честь народов (21:24). Здесь влияние Писания снова очень важно (см. Ис. 60:11), но присутствие этого отрывка не позволяет говорить о радикальном разрыве между старым и новым. Как говорил один из исследователей, ничто из старого мира, что имеет ценность в глазах Бога, не лишено права вступить в мир новый. Нынешняя эпоха проходит явно не без Божьего участия, которое проявляется в человеческой жизни и ее результатах, но они раскрываются во всей своей полноте лишь в будущем. В каждом веке и, наверное, можно сказать, в каждом народе найдутся случаи исполнения Божьей воли, и поэтому совершенно уместно, чтобы такие плоды уходящего мира нашли свое место в мире будущем. Без этого весь уже начавшийся эсхатологический процесс, который является такой важной частью раннехристианской мысли, теряет свой смысл. Может показаться, что Иоанн не до конца осознает некоторые социальные последствия таких представлений, но он по-прежнему не сомневается в том, что для верующих в Иисуса Христа уже сейчас есть возможность стать царями и священниками Богу – теми, кто займет должное место в будущем мире. Признание этого означает возможность посреди несовершенств нашего мира сделать что-то хорошее, что выдержит испытание вступлением в новую эпоху (см. 1 Кор. 3:13).
Большая часть описания нового творения связана с подробным планом нового Иерусалима (21:10-21). Помимо этого делаются определенные замечания о жизни в новой эпохе. Каждый житель нового Иерусалима будет сыном Божьим (21:7). Здесь обещание, данное Давиду и его потомкам, распространяется на всех людей нового Иерусалима. В Посланиях к Галатам и к Римлянам (Гал. 4:6, Рим. 8:15) мы видим аналогичную мысль о том, что Божье сыновство принадлежит всем верующим, так же как и самому Иисусу Христу. Именно эту эсхатологическую идею можно найти в книге Юбилеев[10] 1:24 (см. Откр. 1:17), где Бог говорит о будущем следующим образом:
…и соделаю в них дух святой, и очищу их, чтобы они более не отвращались от Меня с того дня и до века. И их душа прилепится ко Мне и ко всем Моим заповедям, и они будут исполнять Мои повеления, и Я буду их отцом, и они будут Моим сыном, и все будут именоваться сынами Божиими…
Разделение, появившееся между Богом и человеком в результате грехопадения, теперь устранено, и Бог пребывает со своим народом (21:3). Точно так же, катастрофы, терзавшие мир и свидетельствовавшие о восстании против Бога, теперь упразднены, а страдания, которые ранее были частью человеческой жизни, больше не существуют (21:4). В городе не нужен храм, потому что исчезло разделение между святым и мирским. Божье повеление Своему народу быть святыми теперь выполнено (Лев. 19:2 и 26:11 и далее, см. 1 Петра 1:16 и Откр. 1:6). В самом сердце нового города находится престол Бога и Агнца, и поток, исходящий с этого престола, животворит город. В 22:2 Иоанн описывает непосредственную близость Бога в терминах Рая, хотя это слово явно не используется в 22 главе (см. Откр. 2:7). Листья на древе жизни даны для исцеления народов, и это свидетельствует о том, что Бог всегда предлагал средства спасения всем, кто покается. Однако высшим венцом является привилегия видеть Бога лицом к лицу, предоставленная всем, кто является частью нового творения (22:4). Для любого иудея это была величайшая милость (Исх. 33:20, см. Ис. 6:5). Они также будут отмечены именем Божьим. Итак, образ Божий, который с самого сотворения был частью человека (Быт. 1:26), станет явным в жизни тех, кто является частью этой новой эпохи.
Этот обзор различных частей Откровения и того послания, которое в нем содержится и через видения раскрывается перед читателем, показывает, что мы имеем дело с очень тонкой работой. Откровение представляет собой не просто подборку различных предсказаний. На фоне разворачивающейся эсхатологической драмы мы видим свидетельство пастырской заботы, которая впервые появляется в письмах к семи церквям, а потом раскрывается в видениях в гл. 7, 11:1-13 и гл. 12–13. Наиболее ярко она проявляется в заключениях к семи письмам (2:7 и далее, 2:17, 2:26 и далее, 3:5 и далее, 3:12 и далее, 3:21). Все обещания, содержащиеся в этих отрывках, говорят об участии в грядущем Царстве, но обещания тесно связаны с требованием покаяться или твердо стоять в вере. Значение апокалипсиса в том, что он пытается раскрыть своим читателям другое измерение человеческого бытия, о котором невозможно узнать в результате наблюдения за миром, каков он есть. Важно, чтобы они осознали, что история, частью которой они являются, это вовсе не бесконечный процесс, в котором существующие связи и отношения навсегда законсервированы. В истории есть смысл, поскольку внешне бессвязная последовательность событий должна происходить под контролем Бога. Оценивая эсхатологический смысл исторических событий, Иоанн намерен дать своим читателям возможность принимать решения, которые основаны на глубоком понимании сути дела, а не на опасных полуправдах. Поэтому для христиан так важно увидеть, что Божье измерение на самом деле всегда присутствует в человеческой жизни. Хотя оно и скрыто от глаз, со временем его проявления станут очевидными. Вера в то, что лишь земная жизнь имеет значение, и для ее сохранения можно пожертвовать целостностью христианской веры, показана как величайшая катастрофа для человека. Врожденная порочность структур и установлений, которые внешне кажутся безобидными, подчеркивается недвусмысленно. Результатом всего этого является текст, который предлагает своим читателям взглянуть на апокалиптическое измерение в жизни. Реальность в нем объясняется с позиций, которые показывают участие Бога в человеческой жизни и неадекватность подхода тех, кто не воспринимает это всерьез.
В Откровении есть некоторая склонность к тому, чтобы не перегружать текст беспокойством о роли общины в настоящем. Вероятно, это неизбежно для документа, в котором настолько преобладают эсхатологические материалы. Содержащееся в тексте послание говорит о необходимости защищаться от вторжения сил тьмы, которые будут мешать общинам достичь цели. Но Откровение не призывает своих читателей просто продержаться на последних этапах нынешнего века, чтобы они могли получить причитающуюся награду. Глава 11 указывает, что Иоанна очень волнует жизнь Церкви: Церковь должна увидеть, что ей отведена своя роль по части свидетельства о Боге и Его путях в нашем мире, какой бы безуспешной эта роль ни была (11:13, см. 1 Пет. 2:12). В таком случае центральным элементом миссии Церкви становится задача хранить пути Божьей правды и своей жизнью свидетельствовать о неадекватности безбожной картины мира. Откровение говорит о возможности изменений в мире, но предполагает – как и большинство эсхатологических трактатов – что реальные изменения возможны лишь тогда, когда их результаты соответствуют характеру грядущего Царства. Не может быть и речи о какой-либо поверхностной реформе, которая не влияет на основную проблему. Подобные косметические меры должны быть отвергнуты, потому что это есть не что иное, как попытка человека на скорую руку отремонтировать систему, имеющую явные признаки окончательного разрушения.
Вместо заключения
Нет сомнений в том, что пренебрежительное отношение к апокалиптике в последние десятилетия уступает место более глубокому пониманию её духовной ценности не только для осмысления надежды в светскую эпоху, но и из-за ее вклада в теологию на основе опыта христианского мистицизма. Однако такое изменение отношения к тексту не облегчает герменевтической задачи. Причудливый символизм, устаревшая космология и мифология представляют огромные проблемы для толкователя. Тем не менее чем больше мы ценим свидетельства живой веры, хранящиеся в этих древних текстах, тем глубже будет наше признание ценности апокалиптики. Несмотря на обусловленную ушедшей культурой мифологию, стремление верующих людей осмыслить в современных реалиях свое прошлое в попытках достучаться до небес, является характерной чертой религии в каждом поколении и культуре. Тот факт, что апокалиптика предлагает важное свидетельство о значении эсхатологических ожиданий в иудейской и раннехристианской традиции, требует переоценки этого элемента в современном христианстве. Преемственность библейского откровения требует, чтобы эсхатология рассматривалась как центральная опора христианского вероучения. Растущий интерес к богословию надежды в христианской религии и переход от личного благочестия к космическому измерению Божьего участия дало новый импульс необходимости позитивной оценки этого элемента в раннехристианской культуре. Поскольку апокалиптика является для нас главным свидетельством этого аспекта веры, безусловно, её нужно переместить в центр наших исследований раннехристианской эсхатологии. Если апокалиптика была матерью христианского богословия, тогда взгляд на новозаветный апокалипсис следует рассматривать как типичный для раннехристианской веры, а не как отклонение от нормы. В каждом поколении энтузиасты от эсхатологии не слишком лестно отзываются об отношении Откровения к истории человечества. Но это не должно помешать нам по достоинству оценить вклад, который Откровение может внести в христианский взгляд на историю и общество. Для понимания религиозных взглядов первых христиан необходимо, чтобы мы взаимодействовали с апокалиптикой во всех её измерениях.
Приложение I: Заметки о структуре Откровения
За последние сто лет было высказано множество различных мнений о происхождении книги Откровения, её редактировании и структуре. Разнообразие представленных в книге материалов и не всегда ясная связь различных её частей между собой породили версии об изначальных текстах и их фрагментах, использованных автором, а также об отдельных этапах литературной обработки. Однако эти проблемы зачастую сильно преувеличиваются. Несмотря на то, что в Откровении есть один-два сбивающих с толку отрывка, книга обладает единством стиля и замысла. Это требует от нас серьёзно рассмотреть возможность того, что в своей нынешней форме Откровение по большей части является творением одного автора. Мы полагаем, что в текст вошло значительное количество подлинных видений, но нет никаких сомнений в том, что весь этот материал редактировался, для того чтобы книга обладала свойственной ей упорядоченностью. Попытки выявления и анализа исторических источников в случае Откровения оказались не слишком успешными, и в свете этого экзегет вынужден делать все возможное, чтобы понять текст в его нынешнем виде. Если эта задача для него оказывается непосильной, то ему, возможно, придется обратиться к теории нескольких редакций произведения. Но было бы странным полагать, что последний редактор Откровения использовал какую-то специальную методику и избежал бессвязного добавления материала. Действительно, если сравнивать Откровение с книгой Еноха[1] (1 Енох гл. 37–71), которая является собранием разнородных текстов, становится совершенно очевидно, что новозаветный документ отличается тщательно проработанной формой.
Первые три главы книги тесно связаны между собой. Вместе с заключительными стихами главы 22 (ст. 8-21) они несколько отделены от самого апокалипсиса и образуют рамки, в которые он вставлен. После нескольких вступительных предложений Иоанн описывает видение своего призвания, которое имеет много общего с видением из книги пророка Даниила (Дан. 10:5 и далее). Находясь в состоянии молитвенного экстаза по вдохновению Духа (1:10), он видит воскресшего Христа, Который говорит ему записать увиденное и отправить это семи церквям в Малой Азии (1:19). Увиденное включает в себя не только сам апокалипсис, начало которого отмечено новым этапом в духовном восприятии Иоанна (4:2) – И тотчас я был в духе… – но также и сообщения воскресшего Христа ангельским представителям семи церквей. Этот материал является такой же частью небесного откровения, как и тот, который следует далее в главах 4–22. Эти вводные главы играют значительную роль в апокалипсисе в целом. В некотором смысле от этих писем зависят все откровения, звучащие далее. Они подтверждают справедливость призыва к покаянию, а также в зависимости от реакции разных церквей дают надежду на скорое спасение или предупреждают об осуждении. Дело в том, что Иоанн раскрывает увиденное совсем не для того, чтобы удовлетворить любопытство своих читателей о предмете эсхатологии. Это откровение о грядущем необходимо для усиления слов предупреждения и ободрения, содержащихся в письмах. В этом отношении Откровение Иоанна не отличается от других эсхатологических отрывков в Новом Завете. Мы почти никогда не сталкиваемся с тем, что апокалиптические тайны – эсхатологические или иного рода – раскрываются просто как материал, интересный сам по себе. Они используются в рамках ответа на духовные запросы той общины, которой они адресованы. В 1 Фес. 4:15 (и далее) эсхатологический отрывок включается для утешения тех, кто смущён смертью своих близких, недоживших до второго пришествия Иисуса Христа, тогда как в 2 Фес. 2:2 (и далее) соответствующий текст призван остудить рвение тех, кто считает, что конец наступает уже прямо сейчас. Эсхатологические наставления в Новом Завете всегда служат для решения конкретных пастырских задач. В равной степени это относится и к Откровению: нетвердая вера одних (2:9) и беспечность других (3:2) требуют испытания, и для этого приведены обещания будущего блаженства, которое Бог уготовил сохранившим верность.
Хотя первые три главы составляют важную часть апокалипсиса, нельзя забывать о том, что в 4:2 Иоанн обретает еще более глубокий опыт. Если раньше Иоанн видел перед собой воскресшего Христа, то теперь он говорит об открывшейся двери на небе и о своём восхождении через эту дверь в небесный мир (см. Завет Левия[2] 2:6). За этой сценой следует отрывок, который посвящен небесному миру и возвышению Агнца. Он продолжается до конца 5 главы. Это подготовительный материал к тому, что составляет ядро книги – последовательность из семи печатей, труб и чаш, которые возникают напрямую в результате возвышения Агнца и обретения Им права открыть запечатанный книжный свиток. Многие замечают параллели между тремя группами семерок, и это наводит на мысль о том, что в данных главах упомянуты одни и те же события. Сравним серии печатей, труб и чаш в главах 6, 8–9, 11:15-19 и 16, и посмотрим, что общего между ними.
| Печати | Трубы | Чаши | |
| 1 | Конь белый и победоносный всадник (6:1-2) | Град и огонь: треть земли сожжена (8:7) | Гнойные раны на поклонившихся зверю (16:1-2) |
| 2 | Конь рыжий и всадник, лишающий землю мира (6:3-4) | Гора низверглась в море; треть моря превратилась в кровь и треть морских созданий погибла (8:8-9) | Море превратилось в кровь (16:3) |
| 3 |
Конь
вороной и предсказание голода (6:5-6) | Звезда упала с неба; треть всех вод сделалась горькой (8:10-11) | Реки превратились в кровь (16:4) |
| 4 |
Конь
бледный: четверть земли умерщвлена (6:7-8) | Треть солнца поражена и не дает должного света (8:12) | Люди сгорают от солнечного света (16:8) |
| 5 |
Души
мучеников умоляют об отмщении (6:9-10) | Воздух потемнел от дыма; горе от звука пятой трубы (9:1-12) | Царство зверя погрузилось во мрак (16:10) |
| 6 | Землетрясение и космические катаклизмы (6:12-14) | Ангелы убивают треть людей; горе от звука шестой трубы (9:13-19) | Евфрат пересыхает (16:12) |
| 7 | Безмолвие, как бы на полчаса (8:1) | Небесное поклонение; храм в небесах и ковчег Завета (11:15-19) | Молнии, гром, голоса и великое землетрясение (16:17-18) |
Теперь мы видим важную деталь: все эти печати, трубы и чаши объединены общей темой, а именно описанием ужасных бедствий, которые постигают жителей земли с началом эсхатологического процесса. Конечно, здесь встречаются некоторые похожие детали, но я не вижу оснований полагать, что это три параллельных описания одних и тех же событий, даже если допускать, что в каждой горизонтальной тройке два события представляют более обобщенную форму третьего. Нет сомнений в том, что здесь для автора важно подчеркнуть фиксированное количество мессианских катастроф. В иудейской эсхатологической литературе нет таких подробных описаний грядущих бедствий, с какими мы сталкиваемся в Откровении, хотя фиксированное число кажется нормальным для эсхатологических представлений того периода. Так, например, семь бедствий предшествуют приходу Мессии в книге Санхедрин[3] (Санh. 97а), а в сирийском апокалипсисе Варуха[4] (2 Вар. 27) их двенадцать. Вопрос состоит в том, приводит ли здесь Иоанн параллельные описания одних и тех же событий или расширяет исходную серию из семи бедствий и создает из них ту схему, которую мы сейчас находим в Откровении. Поскольку между этими тремя семерками нет четких параллелей, можно предположить, что второй вариант более правдоподобен. Хотя очень сложно проследить какое-то изменение масштабов всех этих страданий и разрушений, по-видимому, у автора был следующий замысел: последовательность печатей и труб должна стать прелюдией к заключительной серии бедствий, связанных с семью чашами. В самом деле, в 15:1 прямо говорится, что грядущие семь язв – это семь последних язв, которыми оканчивается ярость Божья. Безусловно, это признак того, что в этих главах есть определенная прогрессия, ведущая к наивысшей точке эсхатологического процесса в главе 19 и далее.
Таким образом, последовательность печатей, труб и чаш задает основу эсхатологического материала Откровения. За серией чаш следует то, что отмечает последние этапы перед началом новой эпохи. Главы 17 и 18 представляют собой отступление, посвященное образу Вавилона и его разрушению. Оно начинается с краткого упоминания Божьего гнева против Вавилона в 16:19. В следующих двух главах, где Вавилон предстает в образе блудницы, автор более подробно рассматривает причины его падения и радуется об осуждении великого города. Затем последовательность событий, прерванная в 16:21, возобновляется в 19:11. Мессианские катастрофы наконец заканчиваются, и приходит всадник на белом коне, Верный и Истинный, Который праведно судит. Так начинается мессианская эпоха, когда убитые за слово Божье будут тысячу лет царствовать со Христом, после чего последует Судный день и творение новой вселенной (гл. 20–22). При этом мы замечаем в тексте очевидные параллели. В 19:11 (и далее) рассказывается о том, как судит Сидящий на белом коне, а в 20:11 (и далее) представлен суд перед великим белым престолом. В 20:1 (и далее) описывается начало мессианской эпохи, а в 21:1 (и далее) показано сотворение нового неба и земли. Эта последовательность парных событий лучше всего объясняется влиянием библейских источников Иоанна, а вовсе не предположениями о том, что некоторые из указанных отрывков являются более поздними вставками. Предполагать, что Иоанн работал в строгих рамках какой-то одной концепции, довольно неосторожно в силу существовавшего в тот период разнообразия эсхатологических ожиданий. Ясно, что при включении мессианских катастроф он следует ожиданиям своей эпохи, но разнообразие этих ожиданий, возможное благодаря доступному для Иоанна библейскому материалу, делает неизбежными некоторые изменения в выражении эсхатологической идеи.
Таким образом, в Откровении можно обнаружить признаки относительно простой эсхатологической схемы, которая состоит из отрывков 4–6, 8–9, 11:15-19, 16 и 19:11–22:5. Главы 17 и 18 представляют собой попытку сосредоточиться на конкретном враге Бога и Его Церкви. В главе 5 обозначена начальная точка эсхатологического процесса, за которой разворачивается определенное количество катастроф, предшествующих наступлению новой эпохи.
Конечно, эта схема охватывает только часть Откровения, и теперь необходимо объяснить роль других элементов, встречающиеся в тексте. Их можно назвать «интерлюдиями» – вставками в последовательности печатей, труб и чаш. Первый из таких отрывков, глава 7, выглядит как описание Царства. В нем присутствует такой же дух окончательной и бесповоротной завершенности, как в главах 14 и 20 (и далее). Безусловно, описываемое видение связано с торжеством путей праведности, но его размещение здесь полностью определяется контекстом. То есть мы имеем дело не с кульминацией эсхатологических катастроф, которая в случае с печатями достигается только в 8:1, а с преждевременным открытием славы будущего века. То что Иоанн намеренно встраивает этот фрагмент именно здесь, объясняется его тесной связью с предшествующим материалом. Снятие печатей на небесах, которое вызвало волну осуждения и разрушений на земле, завершается в 6:17 словами: Ибо настал великий день гнева Его, и кто может устоять? Ответ на этот вопрос дается в главе 7, особенно в стихе 9: После сего взглянул я, и вот, великое множество людей, которого никто не мог перечесть, из всех племен и колен, и народов и языков, стояло пред престолом и пред Агнцем… Это те, кто сможет вынести гнев Бога и Агнца, потому что именно они были послушны Богу (7:3 и 7:14).
Другим связующим элементом между главами 6 и 7 является слово «печать»[5]. Снятие печатей на небесах несёт в себе осуждение для мира, восставшего против Бога, но для верных наступление новой эпохи – это время исполнения обетований. На это указывает печать, которая ставится на челах рабов Божьих (7:3). Эта печать не защитит их от грядущей скорби (7:14), но она гарантирует абсолютную безопасность перед Богом. Эти образы во многом восходят к пророку Иезекиилю (Иез. 9:4) – верующие имеют особый знак на лбу, и этим отмечено, что они будут наслаждаться блаженством. Иоанн видит, что многие тысячи людей войдут в это блаженство. Таким образом, 7 глава убеждает верующих в том, что все эти ужасные события вовсе не знак вечной гибели, а надежда для верных сынов Божьих. Затронутые в ней проблемы возникают непосредственно из первой серии катастроф, постигших человечество. Иоанн намеренно разрывает последовательность печатей. Видение убеждает избранных в том, что поражающие землю бедствия являются лишь временным явлением, и они не будут напрямую влиять на ту радость, которая всецело принадлежит верным, претерпевающим великую скорбь.
Вторую интерлюдию (гораздо более длинную) в последовательности печатей, труб и чаш мы встречаем в главах 10–15. Между шестой трубой (9:13-19) и седьмой (11:15-19) возникает видение ангела и повеление пророчествовать перед миром (10:11), после чего следует образ двух свидетелей (11:1-13). Здесь разрыв последовательности явно сделан преднамеренно, поскольку начинающийся в 9:20 фрагмент выглядит как краткий итог воздействия (или, скорее, его отсутствия) на человечество предыдущих бедствий. Сразу разобраться в причинах, побудивших автора разорвать повествование именно в этом месте, не так-то просто. Мы сможем точнее ответить на этот вопрос, когда рассмотрим содержание данного отрывка.
Темой отрывка 11:1-13 становится пророческое служение. В конце 10 главы Иоанну повелевается пророчествовать, и сразу после этого в 11:6 появляется образ двух свидетелей, чье служение описано в таких же выражениях как служение пророков Моисея и Илии в Ветхом Завете. Разные толкователи на протяжении многих веков предполагали, что здесь дано описание конкретных персонажей, которые явятся в последние дни. Однако велика вероятность того, что замысел этого видения гораздо теснее связан с насущными потребностями Церкви, а не с историческими личностями. Его цель показать, как должен жить истинный пророк и какие страдания он должен быть готов претерпеть. Здесь речь идет не о фигурах, которые появятся в будущем, а об обязательствах, возложенных на Церковь в настоящем, для иллюстрации которых используются ветхозаветные образы. Именно здесь и сейчас возвращается дух пророчества (2:7) и встает заря новой эпохи (5:5). Однако задачей пророческого служения является не просто деятельность, ограниченная заботой о внутреннем благополучии Церкви: как и в древности, оно вовлекает пророка в разговор об окружающем его мире пред лицом этого самого мира.
Если мы правы, и Иоанн в своём видении обеспокоен насущными задачами Церкви, то можно понять, почему здесь появляется данный отрывок. До сих пор Иоанн видел, что часть мессианских катастроф уже произошла, а остальные еще впереди. Однако именно теперь он обращает внимание на роль Церкви в настоящем. При описании исторического материала в апокалипсисах часто бывает, что автор свидетельствует о времени написания текста, переходя от довольно точного изложения уже произошедших событий к смутным описаниям событий грядущих. Это хорошо прослеживается в Апокалипсисе животных (1 Енох, гл. 85 и далее), где историческое повествование прерывается на событиях II века до Р.Х. ради эсхатологических предсказаний (1 Енох 90:13 и далее). В то время как в Откровении отсутствуют псевдоэпиграфические конструкции и масштабные исторические обзоры, есть основания полагать, что автор действительно подчиняет структуру книги некоторой хронологической последовательности. Его интерес к светской истории проявляется 17:9 (и далее), и необходимо спросить, связано ли прерывание последовательности труб в главах 10 и 11 с хронологическими соображениями. До сего момента Иоанн говорил только о мессианских катастрофах за исключением главы 7, в которой основной мыслью видения является вечное спасение тех, кто остался верным Богу. Однако Иоанн перестает быть пассивным наблюдателем, начиная с 10 главы, поскольку получает прямое повеление пророчествовать. Эта прямая вовлеченность автора указывает на изменение ракурса: с описания того, что уже произошло в результате победы Агнца, взгляд провидца перемещается на текущую ситуацию. Иоанн разрывает последовательность труб в этот момент, поскольку считает, что он сам и семь малоазийских церквей сейчас находятся именно в этой точке разворачивающейся эсхатологической драмы. Поэтому для него совершенно уместно обратить внимание именно на этот конкретный вопрос, который непосредственно влияет на жизнь Церкви и ее миссию в последние дни.
Также это подтверждается тем, что главы 4 и 5 определенно относятся к прошлым историческим событиям. В главе 4 описывается ситуация на небесах до пришествия Христа, а в главе 5 говорится о последствиях крестной жертвы. Здесь Иоанн видит события прошлого, а не будущего, и можно предположить, что с его точки зрения некоторые из мессианских катастроф уже произошли. В своем видении автор-апокалиптик всегда видит совокупность прошлого и будущего – он видит историю, частью которой и сам является. Поэтому неудивительно, что в тот исторический момент, когда автор записывает открывшиеся ему видения, наибольшую озабоченность вызывают те события, которые можно ожидать в будущем. При этом Иоанна больше всего интересует та часть истории, которая начинается с крестных страданий и завершается новой эпохой. Но даже в течение этого короткого периода некоторые события будут иметь более прямое отношение к его читателям по сравнению с другими – просто по причине того, что эти события всё еще должны произойти в ближайшем будущем.
Мы можем и не соглашаться с тем, что смена акцентов в главе 10 указывает на время написания Откровения. Но нет никаких сомнений в том, что основная часть глав 11–14 касается очень важных для Иоанна вопросов. Он считает, что описываемое в этих главах непосредственно затронет общины, к которым он пишет. После главы 11, в которой проиллюстрированы особенности пророческого служения, глава 12 обращает внимание на две темы: предоставляемая Церкви божественная защита от хищнических нападок сил зла (12:1-6 и 12:13-17) и неминуемая угроза, нависшая над всеми людьми в результате низвержения дьявола с небес на землю (12:12). Вторая тема раскрывается в главе 13. В стихе 12:17 уже говорилось о том, как дракон вел войну с потомками жены, которых называют сохраняющими заповеди Божии и имеющими свидетельство Иисуса Христа. Иллюстрируется конкретная форма этой угрозы для избранных. Говорится, что римский принципат[6] и его грандиозные притязания были возбуждены дьяволом (13:4). Главная дьявольская угроза для семи церквей – это неспособность признать истинную природу императорского культа, неуклонно насаждаемого в регионе. Это та самая угроза благополучию общины, которая возникает непосредственно из победы Михаила и Ангелов его (12:7 и далее). Действия сил тьмы направлены против народа Божьего, но внимание пророка привлекает именно то, как эта угроза проявится среди малоазийских церквей.
Главы 13 и 14 связаны между собой таким же образом, как главы 6 и 7. Мы видели, что пророческие видения конца возникают непосредственно из вопросов, поставленных при снятии первых шести печатей. Связь между главами 13 и 14 осуществляется через общее использование «имени» (13:17 и 14:1). Свобода покупать или продавать в царстве зверя зависит от того, отмечен ли человек его именем (13:16 и далее). Для тех, кто не имеет этой метки и отказывается следовать за зверем, результатом будут экономические санкции и даже смерть (13:15). А отмеченные в краткосрочной перспективе защищены в плане средств к существованию от угроз со стороны зверя. В главе 14 возникает совершенно иная картина. Как и в главе 7, перед нами открывается преждевременное видение суда Божьего. Имя Бога написано на лбу у стоящих вместе с Агнцем на горе Сион – это те, кто отказался от религиозных компромиссов и от поклонения зверю. А все, кто осквернил себя таким образом, могут ожидать только вечного возмездия (13:8 и 14:9-10). Этот проблеск будущей славы показывает, что одерживать победу будут именно те, кто отмечен Божьим именем, а не именем зверя. Те же, кто предпочитает процветание в краткосрочной перспективе, в будущем могут стать лишь жертвами гнева Агнца. Таким образом, контраст здесь прорисован четко. В главе 13 описана непосредственно сама угроза для церквей и те страдания, которые повлечет за собой верность Богу. С другой стороны, в главе 14 представлена обратная сторона медали, на этот раз sub specie aeternitatis[7]. Претерпевшие великую скорбь станут теми, кто будет стоять вместе с Агнцем на горе Сион. Это и есть призыв к избранным быть стойкими и примиряться с временными неудобствами и страданиями (14:12).
Наконец, в главе 15 автор возвращается к описанию эсхатологических страданий, которое было прервано в 11:15 и далее. Это отчетливо видно в стихах 1 и 6 (и далее), где отдельно говорится о язвах, которые должны поразить землю. Стихи 2-4 подчеркивают разделение, существующее между Богом и человеком. Человек может оказаться на другом берегу огненно-стеклянного моря, только если откажется исполнять требования зверя (ст. 2). Эти стихи поясняют то, о чем говорилось в предыдущих главах, но на этот раз в свете космологии 4 главы. Здесь отмечается, что небесное море перед престолом полно огня. Как и Красное море, отделявшее народ Божий от Земли обетованной, это море огня отделяет человека от Бога. Те, кто победил уловки зверя, те и будут петь песню освобождения – песнь Моисея и песнь Агнца – на Божьей стороне моря (15:2 и 13:4).
Таким образом, содержание книги Откровения можно изобразить в виде следующей схемы:
| 1:1-8 | Вступительные слова |
| 1:9-20 | Призвание Иоанна |
| гл. 2–3 | Послания к семи церквям |
| гл. 4–5 | Небесный двор и изменение отношений Бога и человека в результате возвышения Агнца |
| гл. 6, 8–9, 11:15-19, гл. 16 | Последовательность печатей, труб и чаш, описывающая предопределенную меру эсхатологических страданий, которые должны предшествовать новой эпохе. Весь процесс начинается только в результате возвышения Агнца |
| гл. 7 | Первая интерлюдия в описании катастроф: видение, которое призвано дать Церкви надежду и уверенность среди окружающих бедствий |
| 10:1–11:14 12:1–15:8 | Вторая интерлюдия в описании катастроф: влияние эсхатологических событий на жизнь Церкви |
| i) гл. 10-11: призыв пророчествовать и характер пророческого служения | |
| ii) гл. 12: гарантия божественной защиты и сообщение о неизбежной угрозе со стороны дьявола | |
| iii) гл. 13: воплощение зла в поклонении культу императора | |
| iv) гл. 14: слава, которая будет принадлежать верным, и ужасные последствия для тех, кто согласился поклоняться зверю | |
| v) гл. 15: заключительное видение, за которым следуют последние эсхатологические страдания | |
| 17:1–19:10 | Описание образа Вавилона и его разрушение |
| 19:11–22:5 | Кульминация эсхатологического процесса, начатого в 5 главе |
| i) 19:11-21: победа Христа | |
| ii) 20:1-6: мессианское царство | |
| iii) 20:7-10: освобождение сатаны и война против Гога и Магога | |
| iv) 20:11-15: Воскресение и Судный день | |
| v) 21:1–22:5: новый Иерусалим и новое творение | |
| 22:6-21 | Заключительные замечания |
Приложение II: Ссылки на цитируемые тексты
Книга Еноха (1 Енох)
В русском переводе можно ознакомиться:
Свящ. А. В. Смирнов, Книга Еноха. Историко-критическое исследование, русский перевод и объяснение апокрифической книги Еноха. Казань, 1888. С. 489.
https://azbyka.ru/otechnik/books/file/24717-Книга-Еноха.pdf
Заветы двенадцати патриархов. Завет Левия
В русском переводе можно ознакомиться:
Свящ. А. В. Смирнов, Заветы двенадцати патриархов, сыновей Иакова. Введение и русский перевод. Казань, 1911. С. 301.
https://ru.wikisource.org/wiki/Заветы_двенадцати_патриархов
Вавилонский Талмуд. Санхедрин
Русского перевода нет. В английском переводе можно ознакомиться:
Rabbi Dr. I. Epstein. Soncino Babylonian Talmud.
http://www.come-and-hear.com/tcontents.html
Сирийский апокалипсис Варуха (2 книга Варуха)
Русского перевода нет. В английском переводе можно ознакомиться:
R. H. Charles, The Apocrypha and Pseudepigrapha of the Old Testament in English.
http://www.pseudepigrapha.com/pseudepigrapha/2Baruch.html
Книга Юбилеев
В русском переводе можно ознакомиться:
Свящ. А. В. Смирнов, Книга Юбилеев или Малое Бытие. Казань, 1895. С. 208.
https://ru.wikisource.org/w/index.php?title=Книга_Юбилеев&stable=0
[1] Книга Еноха (1 Енох) — один из наиболее значимых апокрифов Ветхого Завета, повествует от лица ветхозаветного патриарха Еноха. См. Приложение II. [прим. пер.]
[2] Завет Левия – одна из частей книги Заветов двенадцати патриархов, ветхозаветного апокрифа, написанного от имени сыновей Иакова. См. Приложение II. [прим. пер.]
[3] Санхедрин – трактат из Седера Незикин (Мишна, Вавилонский Талмуд). См. Приложение II. [прим. пер.]
[4] Апокалипсис Варуха – псевдоэпиграфический иудейский апокалипсис. Сохранился в двух вариантах – на сирийском (2-я кн. Варуха) и греческом (3-я кн. Варуха) языках. См. Приложение II. [прим. пер.]
[5] Греч. σφραγίς / σφραγίζω – печать / подтверждать печатью [прим. авт.]
[6] Принципат — условный термин для обозначения особой формы монархии сложившейся в Древнем Риме в период с 27 г. до н. э. по 284 г. н. э. [прим. пер.]
[7] Лат. sub specie aeternitatis – с точки зрения вечности [прим. пер.]
[8] Commune Asiae – союз малоазийских городов, отправляющих культ Рима и императора. Их первый храм был построен в Пергаме, а после в Эфесе, Смирне, Сардах, Кизике, Лаодикее и Филадельфии. [прим. пер.]
[9] Например, изобретенные Героном Александрийским (середина I века). [прим. пер.]
[10] Книга Юбилеев – ветхозаветный апокриф. Содержит мидраши на темы из кн. Бытия и Исхода.
См. Приложение II. [прим. пер.]
