Смерть священника, как она представлена в Славянском Требнике

Протоиерей Алексей Князев
В настоящее время богослужебная практика славянских церквей византийского обряда, в частности, Русской Православной Церкви, знает четыре различных чина погребения: погребение мирян, монахов, младенцев до семи лет и священников.

Чин священнического погребения — самый длинный из четырех и наиболее содержателен с богословской точки зрения. Именно в чине погребения священников в “Требнике” собраны и подчас с большим литературным мастерством выражены мысли, касающиеся не только смерти священника, но смерти вообще. Предметом нашего исследования будет этот чин погребения священников. Мы проанализируем его литургическую структуру и религиозное содержание различных частей: некоторые из этих частей входят в состав других заупокойных служб, в то же время многие части встречаются только в этом особом чинопоследовании. Затем мы рассмотрим тот вклад, который вносит в вероучение эта долгая служба, которую некоторые Церкви византийского обряда, в том числе Русская Православная Церковь, имеют обыкновение совершать, когда умирает священник и община предает его тело земле.

I.

Употребленный нами термин “вклад в вероучение” должен напомнить, что чинопоследование, о котором идет речь, возникло сравнительно недавно. Особый чин погребения священников появился в византийском богослужении только в XIV веке. До этого византийские литургические памятники не выделяли такой службы, равно как и отдельных чинопоследований для погребения мирян, монахов и младенцев. В них содержался один общий чин погребения для всех усопших, весьма близкий к нынешнему чину отпевания монахов. Помимо общего чина существовали молитвы, предназначенные для мирян, монахов, священников, епископов, младенцев. Эти части включались в общее чинопоследование в зависимости от того, кем был тот человек, ради которого правилась служба. Особый чин погребения мирян возник в Константинопольской Церкви в XIV веке. Чинопоследования для погребения священников и детей моложе семи лет встречаются лишь начиная с XV века¹. В Русской Церкви дело обстояло подобным же образом: в начале был только один чин — чин погребения монахов, общий для всех усопших; чин погребения священников появился в России только в XV веке, а младенцев — в XVI веке². То же самое имело место и в грузинской Церкви, но особые чинопоследования для разных категорий умерших возникли там значительно позже: вплоть до XVII века грузинские богослужебные тексты знали один-единственный чин, озаглавленный как “чин погребения умершего”, а четыре разных чинопоследования, известные в настоящее время, появились только в конце XVII века³.

Мы не будем углубляться в историю этой службы и отсылаем заинтересованного читателя к магистерской диссертации Бру­ни⁴. Скажем только, что служба погребения священников впервые была составлена, вероятно, в Константинополе при патриархе Филофее. Этот патриарх, занимавший константинопольский престол с 1354 по 1355 и с 1362 по 1376, канонизировавший святителя Григория Паламу, известен как автор не только богословских и экзегетических сочинений, но и литургических⁵. В Византии, уже близкой к своему концу, его эпоха была временем последнего возрождения в области духа, мысли и искусства, равно как и в области литургического творчества. А что касается Русской Церкви, то несомненно, что введение особого чина погребения священников связано с деятельностью митрополита Киприана как литургиста. Митрополит Киприан занимал первосвятительскую кафедру с 1380 по 1406 год и был канонизирован русской Церковью в 1472 году. Ученик и младший друг патриарха Филофея, поставленный им во епископа, Киприан усиленно содействовал замене в Русской Церкви константинопольского Типикона на Типикон иерусалимский. Он многое сделал и для пересмотра русских богослужебных книг, сам исправлял некоторые последования в “Служебнике” и “Треб­нике”, приводя их в согласие с греческой и восточной практикой, проявляя большую заботу о согласовании русских книг с книгами, получаемыми с Востока, согласуя различные чинопоследования с указаниями иерусалимского Типикона⁶.

Отметим также, что эта служба после своего возникновения претерпела множество редакций или изменений и в Константинополе, и на Руси. Она включала в себя некоторые обряды, впоследствии исчезнувшие. Например, одна греческая редакция XV века предписывает для умершего священника церемонию “интронизации”, которая сохранилась только в церемониале погребения восточных патриархов. Другая греческая редакция XV века предписывает включать в это чинопоследование Шестопсалмие⁷, пение тропарей, антифонов и стихир святого Иоанна Дамаскина, пение Псалма 118 (кафизмы 17), пение икосов; все это прерывается чтением 14 Евангельских зачал, включая 12 страстных Евангелий. Эта редакция предписывает также совершение Божественной литургии с чтением 15-го Евангелия; затем при пении Великого Канона преподобного Андрея Критского процессия должна нести тело к могиле, и здесь должно читаться 16-е Евангелие. Еще одна греческая редакция, восходящая к XVI веку, предполагает совершение торжественной службы, которая, как и в предыдущей редакции, стремится, по-видимому, воспроизвести структуру службы Страстей Христовых, то есть Утрени Великого Пятка. Действительно, здесь мы находим утреню с псалмопением всей Псалтири, кафизму 17, антифонную часть со стихирами святого Иоанна Дамаскина на 8 гласов с чтением восьми Евангелий. После восьмого Евангелия усопшему дают последнее целование и перед могилой читают 9-е Евангелие о воскрешении Лазаря⁸. И в русской Церкви также известны многочисленные редакции, предшествовавшие современному чинопоследованию. От греческих редакций они отличаются только количеством кафизм, стихир, тропарей. Единственное существенное различие — это обычай влагать в руки умершему молитву о прощении грехов с перечислением большого числа имен ангелов, заступничество которых испрашивается в этой молитве. Чинопоследование в его теперешнем виде появилось в Требнике Киевского митрополита Петра Могилы (XVII в.) и с тех пор не подвергалось изменениям.

В нынешнем “Требнике” оно озаглавлено “Последование мертвенное над скончавшимся священником”. Согласно этому заглавию и сложившейся практике, эта служба должна петься лишь над белым священником, поскольку иеромонахи, игумены и архимандриты хоронятся по чину погребения монахов. Вместе с тем, несомненно, в силу особой торжественности, присущей погребению священников, русская практика сохранила этот чин и для погребения епископов, хотя в Русской Церкви все епископы — монахи. Требник Петра Могилы предписывает совершать эту службу и при погребении диаконов, однако Синод Русской Церкви не стал следовать Могиле и неоднократно исключал диаконов из числа тех, над кем должно совершаться это чинопоследование, и предписывал погребать их по чину мирян⁹. Синод обосновывал свою позицию ссылкой на содержание службы погребения священников, в которой неоднократно, а именно в стихирах на хвалитех, лицо, над которым поется служба представлено как приносящее жертву и совершающее таинства, что, совершенно очевидно, не может относиться к диаконам. В настоящее время тем не менее допускается совершать это чинопоследование при погребении диакона, если семья усопшего просит об этом и правящий архиерей дает свое разрешение¹⁰.

Особая проблема возникала в тех случаях, когда умирал священник, подвергнутый дисциплинарному наказанию — запрещению в служении или временному отстранению от него: по какому чину следовало его хоронить. Для таких ситуаций Синодом было принято целое законодательство, (подробно изложенное Булгаковым¹¹ в его великом memento¹²), сущность которого сводится к следующему: если усопший был подвергнут временному запрещению или отстранению и до предписанного срока раскаялся перед смертью в своем грехе, его можно хоронить по священническому чину; если усопший был низведен в состояние мирянина, но не отлучен от Церкви, его хоронят как мирянина; если усопшему предстояло быть судиму за проступок, влекущий за собой низведение в состояние мирянина, то его хоронят как мирянина, даже если он умер до того, как церковная власть, которая должна расследовать и обсудить его дело, произнесла свой приговор.

Как совершается погребение священника согласно нынешнему “Требнику” и каковы различные части службы, которая поется по этому поводу?

II.

Нынешнее славяно-русское чинопоследование представляет собой сдвоенную византийскую панихиду и заканчивается как утреня в непраздничные дни. Текст этой службы предваряется указаниями о том, как должно готовить к погребению тело только что скончавшегося священника. Три священника снимают его с одра и полагают на земле на рогоже. Если тело мирянина омывают, то тело священника подобает обтирать чистым елеем. После обтирания тело одевают в обычные одежды, по возможности новые, ибо усопший должен облечься в нетление (1 Кор 15:53). Затем его облачают во всю священническую одежду, что означает, что усопший предстанет пред Богом именно как священник и как таковой будет давать отчет в той миссии, какая была на него возложена. Тело после этого снова кладут на смертный одр и в руки умершему дают святое Евангелие, а у русских еще и крест. Если умер епископ, то тело облачают при пении стихов, какими сопровождается облачение архиерея перед совершением Божественной литургии; после того как облачение окончено, в руки усопшего влагают дикирий и трикирий с тем, чтобы он в последний раз как бы сделал жест торжественного благословения. Вместо обычного присутствующие поют теперь: Вечная память!

На лицо усопшего священника или епископа кладут воздух, большой богослужебный плат, которым в конце проскомидии покрывают одновременно дискос и потир. Воздух уже нельзя снимать (с лица), и с покрытым лицом усопшего затем отпевают и предают земле. Согласно благочестивому обычаю, не упомянутому в предварительных указаниях, на чело почившего, как это делается для всех покойников, кладут венчик с изображением Спасителя посредине, а по сторонам от него — Божией Матери и Иоанна Предтечи. На венчике написаны слова Трисвятого: Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас. В народном благочестии венчик символизирует принадлежность умершего Иисусу Христу. После этого начинается надгробное бдение, когда у тела поются панихиды, а главным образом непрерывно читается святое Евангелие¹³. Святой Симеон Солунский усматривает в этом чтении призывание Божественного милосердия к почившему, ибо, — говорит он, — “какая еще жертва может лучше взывать о милосердии Божием к почившему, чем Евангельская весть?”¹⁴.

В день похорон при пении литии тело поднимают. Лития совершается единообразно для всех покойников. В нее входит Трисвятое, молитва Господня, тропари: Со духи праведных скончавшихся,В месте упокоения Твоего, Господи, Ты еси Бог, сошедший в ад, и Богородичен Едина Чистая и Непорочная Дево…,а также диаконская ектения и после нее молитва Боже духов и всякия плоти… Молитва эта древняя, она встречается у Гоара (с. 424) и впервые появилась в VI веке¹⁵. По окончании литии тело несут в храм с пением не Трисвятого, как для мирян, а ирмосов Великого Канона преподобного Андрея Критского. В предварительных указаниях отмечено, что тело приносится на паперть храма (™n tщ nЈrqhki toа naoа) и на него полагается святое Евангелие. Надо ли понимать это указание в том смысле, что службу следует совершать на паперти? Как разъясняет Никольский в своем “Пособии”¹⁶, оно означает только то, что процессия останавливается на паперти и здесь в руки почившего снова должно быть положено святое Евангелие, как его клали во время облачения. Чин погребения, следовательно, должен совершаться в самом храме; почти всегда ему предшествует Божественная литургия.

Как мы уже говорили, сама служба начинается своего рода двойной панихидой. Первая панихида — это Псалом 118, разделенный на три Славы. Стихи первой и третьей Славы сопровождаются пением Аллилуиа, стихи второй — пением Помилуй раба Твоего. После первой и второй Славыпроизносится ектения и молитва Боже духов… После третьей Славы эта ектения и эта молитва предваряются пением обычных заупокойных тропарей и стиха Благословен еси, Господи, научи мя оправданиям Твоим. Вслед за тем поется тропарь Покой Спасе наш… и Богородичен От Девы воссиявый миру…, которые поются при погребении мирян.

Структура второй панихиды более сложная, в нее входят псалмы, антифоны, тропари, седальны и молитвы. Все это разделяется на пять частей, каждая из которых завершается чтением Апостольского послания и святого Евангелия. Расположение частей внутри этого целого можно представить следующим образом:

1) перед каждым посланием читается прокимен, а после послания поется Аллилуиа и стих из псалма;

2) второму посланию предшествует один седален и один псалом;

3) первому посланию также предшествуют тропари и антифоны степенные;

4) перед третьим посланием также положены антифоны, псалом, тропарь и седален;

5) перед четвертым посланием, помимо прокимна, положены антифоны, псалом и тропари;

6) перед пятым посланием поют Блаженны с тропарями и после пятого Евангелия читается Псалом 50.

Итак:

а) поются антифоны

6-го гласа перед 1-м посланием;

2-го гласа перед 3-м посланием;

3-го гласа перед 4-м посланием;

б) читаются псалмы

Псалом 22 перед 2-м посланием;

Псалом 23 перед 3-м посланием;

Псалом 83 перед 4-м посланием. Стихи этих посланий сопровождаются пением Аллилуиа;

Псалом 50 после 5-го Евангелия;

7) после первого, второго и четвертого Евангелия произносится молитва, всякий раз особая, а не обычная Боже духов…;

8. пять чтений имеют следующий состав:

1 Фес 4:13–17 и Ин 5:24–30

Рим 5:12–21 и Ин 5:17–24

1 Кор 15:1–11 и Ин 6:35–39

1 Кор 15:20–28 и Ин 6:40–47

Рим 14:6–9 и Ин 6:48–54.

Пять групп чтений достаточно произвольно расчленяют весь ансамбль антифонов, тропарей, псалмов, седальнов и молитв, так что можно говорить о сравнительно позднем включении чтений в этот ансамбль. После Псалма 50 служба имеет структуру будничной византийской утрени, то есть той, какая служится в непраздничные дни.

Действительно, после Псалма 50 читается канон. 1, 4, 5, 7, 8 я и 9-я песни канона поются с ирмосами канона утрени Великой Субботы, а ирмосы 3-й и 6-й песен заимствованы из канона 6-го гласа об усопших. После 6-й песни поется Со святыми упокой… — кондак всех служб по усопшим, но в чине погребения священников этот кондак сопровождается пением 24 икосов, как было в то время, когда кондак еще не был вытеснен каноном. Это единственный случай в современной практике византийского богослужения, когда кондак выступает в своей древней форме.

После 3, 6-й и 9-й песен канона произносится ектения об усопших и молитва Боже духов…, затем поется эксапостиларий со стихом Псалма 102. Служба продолжается при пении хвалитных псалмов, то есть Псалмов 148, 149, 108, которые в этом месте встречаются в любой византийской утрени. Между стихами последнего из этих псалмов вставляются хвалитные стихиры 6-го гласа. Стихир этих три, за ними следует Богородичен на Слава, и ныне. Потом читается, а не поется Великое Славословие, как во все дни Страстной Недели кроме Великой Субботы. Славословие заканчивается молитвой Сподоби, Господи, без греха сохранитися нам, обычной молитвой непраздничной утрени. Затем еще раз произносится ектения об усопших и молитва Боже духов…,после чего, как и в чине утрени, поются стихиры на стиховне.

Стихи, которые поются с этими стихирами, заимствованы из Псалмов 22, 119, 120, 121, 122 и 83; некоторые из них пелись в антифонной части (вторая панихида). Что же касается самих стихир, то их место занимают самогласны восьми гласов преподобного Иоанна Дамаскина. Если в прочих службах погребения положена только одна самогласная стихира для каждого гласа, то при погребении священников мы встречаем по две, а то и по три самогласных стихиры для каждого гласа, они заканчиваются на Слава, и ныне Богородичным того же гласа. За восемью группами самогласных следует девятая из трех стихир 8-го гласа и стихиры 6-го гласа (на Славе) и Богородична того же гласа (на и ныне).

Совершенно так же, как и во время утрени, после стихир на стиховне читается Трисвятое и Отче наш, которым предшествует произнесение стиха Благо есть исповедатися Господеви… Затем поются тропари Покой, Спасе наш, с праведными раба Твоего… и на Славе — В покоищи Твоем, Господи…, как и на литии, а на и ныне — Богородичен: Мати святая неизреченного света, ангельскими Тя песньми почитающе, благочестно величаем. И уже в последний раз за службой, совершаемой в храме, теперь произносится ектения об усопших и молитва Боже духов и всякия плоти. Присутствующие начинают поочередно подходить к гробу для прощания с почившим при пении стихир, которые сопровождают чин прощания во всех службах погребения: приидите последнее целование дадим умершему. Служба завершается, как и во всех чинопоследованиях погребения разрешительною молитвой, отпустом и пением Вечная память.

Процессия несет тело на кладбище при пении ирмосов Великого Канона преподобного Андрея Критского. Обычно процессия обносит гроб вокруг храма, — либо того, где совершалось отпевание, либо того, который находится на кладбище. Само предание тела земле такое же, как у мирян: поют литию, опускают тело в могилу, посыпают пеплом из кадила и бросают в могилу первые комья земли. Древний обычай поливать тело покойника елеем до предания его земле сохранился только в чине погребения монахов. Таковы состав и структура этого грандиозного торжественного богослужения — чина погребения священников по “Требнику”. Подводя итог, мы можем представить себе эту службу как распадающуюся на семь больших частей:

1) Псалом 118, разделенный на три Славы, после которого поются обычные тропари по усопшим; после каждой Славы произносится ектения и молитве Боже духов… (первая панихида);

2) Антифонная совокупность (вторая панихида):

стихи Псалмы Чтения

антифоны три особые 22 1 Фес 4:13–17 и Ин 5:24–30

молитвы

тропари 23

седальны 83 Рим 5:12–21 и Ин 5:12–25

Блаженны 50 1 Кор 15:1–11 и Ин 6:35–39

1 Кор 15:20–28 и Ин 6:30–38

Рим 14:6–9 и Ин 6:48–51

3) Канон с ектенией и молитвой Боже духов… на 3-й и на 6-й песни и после 9-й песни. После 9-й песни эксапостиларий.

4) Хвалите с Псалмами 148, 149, 108 и стихирами; славословие, Сподоби, Господи, ектения и молитва Боже духов…;

5) Стиховны: самогласны преподобного Иоанна Дамаскина, стихиры 8 гласа, Слава и Богородичен 6 гласа.

6) Завершение службы в храме: Благо есть исповедатися, Трисвятое, молитва Господня, тропари, ектения, Боже духов…, прощание с почившим, пение стихир, отпуст, Вечная память, разрешение грехов.

7) Шествие с гробом, ирмосы преподобного Андрея Критского, предание земле.

Из этих семи частей, входящих в состав утрени, каждая в свою очередь включает в себя различные элементы, из коих одни взяты из Священного Писания, другие — из гимнографии, отчего служба кажется весьма насыщенной. Она длится около трех часов, не считая времени совершения Божественной литургии, которая обычно предшествует отпеванию. Видимо, ее составляли в расчете на участие в ней большого сонма духовенства. Действительно, почти всегда ее возглавляют один или несколько архиереев в сослужении большого числа священников и диаконов, собравшихся почтить умершего и проводить его в последний путь.

Каково богословское содержание этой долгой службы? Мы проанализируем религиозный смысл ее различных компонентов и начнем со Священного Писания.

III.

Одухотворенность чинопоследования Библией выражает себя в подборе чтений, а также текстов Священного Писания, которые звучат в возгласах, песнопениях и псалмопениях. Выражается она и в использовании тематики Священного Писания в гимнографической части. В нашем богословском анализе погребения священников мы рассмотрим эти темы в связи с гимнографией и ограничимся здесь анализом библейских текстов, использованных составителями службы.

В службе отсутствуют ветхозаветные чтения, вместе с тем из Ветхого Завета вошло в нее множество псалмов либо целиком, либо в виде стихов, которые поются перед чтениями как прокимны или вводят определенные гимнографические части. Некоторые из этих библейских элементов присущи и другим чинопоследованиям по усопшим, а иные — только службе погребения священников. Рассмотрим сначала использование стихов из псалмов.

Часть из них встречается в службах погребения не только священников. Приводим эти тексты, в них речь идет о счастьи избранных, блаженстве праведников, а порой звучит и молитва-мольба¹⁷:

Пс 64:5: Блажен, яже избрал и приял еси, Господи;

Пс 111:6: Память их в род и род;

Пс 24:13: Души их во благих водворятся, и семя их наследит землю;

Пс 27:1: К Тебе, Господи, воззову, да не премолчиши от мене.

Эти стихи поются в антифонной части либо как прокимны к посланиям, либо на Аллилуиа между чтением посланий и Евангелий. Обратим внимание и на прокимен, который поется перед первым посланием и встречается во всех службах погребения. Это не цитата из какого-то одного псалма, но композиция, использующая язык и образность псалмов:

Блажен путь, в оньже идеши днесь душе, яко уготовася тебе место упокоения.

Обратися душе моя в покой твой, яко Господь благо сотвори тебе¹⁸.

Эти строки позволяют уловить смысл включения стихов из псалмов в службу по усопшим. Данные тексты содержат образы, которые для составителей “Требника” служат своеобразным языком, позволяющим описывать загробный мир и выражать то, что верующему во Христа дает право ожидать после смерти. Покой, блаженство праведных, о котором говорится в Ветхом Завете — это отдаленный прообраз счастья праведных в Царстве Христовом, Царстве, которое уже сейчас, здесь, на земле, как и после смерти, проявляет свою силу. Конечно, молитва-мольба Пс 27:1 в службе по усопшему может быть понята как выражение страха перед смертью, испытываемому иногда даже верующим человеком, подобно тому, как Сам Христос испытал его в предсмертных муках в Гефсиманском саду. Однако в общем образы псалмов, использованные составителями службы, показывают, что те со спокойствием смотрели на смерть христианина и, в частности, на смерть священника.

Впечатление это подтверждается и усиливается, когда мы обращаемся к стихам, присущим службе погребения священников. Между 4-м посланием и 4-м Евангелием на Аллилуиа поется Псалом 111:1,2:

Блажен муж бояйся Господа, в заповедех Его восхощет зело,

Сильно на земли будет семя его.

Эти стихи нашли свое место здесь, по-видимому, как напоминающие о будущем блаженстве богобоязненного христианина и как выражающие надежду на то, что плод трудов ревностного священника будет благословен после его смерти: образ потомства, в частности, может быть отнесен к Церкви, которая молится, принимая духовное наследие почившего, — наследие, которое благодатью Святого Духа останется жить в лоне народа Божиего, хотя ушел тот, кого смерть отсекла от числа живых. Такая же надежда христианина перед лицом смерти отражена в подборе стихов, которые поются с самогласными преподобного Иоанна Дамаскина. Стихи эти следующие:

— для стихир 1-го гласа: Пс 22:1 Господь пасет мя…;

— для стихир 2-го гласа: Пс 119:1,2 Ко Господу, внегда скорбети ми, воззвах…; Господи, избави душу мою от устен неправедных;

— для стихир 3-го гласа: Пс 120:1 Возведох очи мои в горы, отнюдуже приидет помощь моя;

там же стих 8: Господь сохранит вхождение твое и исхождение твое, отныне и до века;

— для стихир 4-го гласа: Пс 121:1 Возвеселихся о рекших мне: в дом Господень пойдем;

— для стихир 5-го гласа: Пс 121:2: Стояще бяху ноги наша во дворех Твоих, Иерусалиме…;

— для стихир 6-го гласа: Пс 122:1: К Тебе возведох очи мои, Живущему на небеси…;

— для стихир 7-го гласа: Пс 83:1: Коль возлюбленна селения Твоя, Господи сил…;

— для стихир 8-го гласа: Пс 83:2: Желает и скончавается душа моя во дворы Господни…

Знаменательно, что для самогласных с 2-го по 6-й глас подобраны стихи Псалмов 119–122, называемых в Псалтири “песнями восхождений”, которые пелись паломниками. Заимствуя стихи именно этих псалмов, составители службы желали напомнить, что для христианина и особенно для верного своему долгу священника переход от жизни и смерти есть восхождение к горнему Иерусалиму, шествие к подлинному входу в храм, шествие, во время которого умершему покровительствует, оказывает действенную помощь Тот, Кто особенно силен по-на­стоящему защитить душу от тех, кто имеет уста неправые, то есть от демонов. Для стихир 7-го и 8-го гласов взяты стихи из Псалма 83, который также пелся паломниками, направляющими в Иерусалим. При помощи образов, заимствованных из этого псалма, составители службы утверждают, что место, где должна обитать душа почившего, есть истинно желанное жилище, ибо там он будет жить в присутствии Господа. Первый стих Псалма 22, который поется с самогласными 1-го гласа, позволяет составителям службы уточнить, почему жилища, куда идет усопший, желанны в высшей степени: усопшего, хотя он и сам был пастырем, там будет пасти и охранять Добрый Пастырь, Истинный Пастырь, так что почивший может быть спокоен, что в самом деле ни в чем нужды иметь не будет.

Теперь переключим наше внимание с отдельных вырванных из контекста стихов на те псалмы, которые вошли в полном виде в чин погребения священников. При этом необходимо провести следующее разграничение: одни псалмы занимают свое место в чинопоследовании в силу того, что они входят в состав утрени, структуру которой воспроизводит чин погребения, иные встречаются и в других службах погребения и, следовательно, суть характерный элемент всякой службы по усопшим, третьи, наконец, присущи именно чину погребения священников в нынешнем богослужении. Псалмы 148, 149 и 108 встречаются в тексте службы только потому, что это — хвалитные псалмы и как таковые неотъемлемы от утрени непраздничных дней, форма которой повторяется в чине погребения священников, во всяком случае в антифонной части его. Псалом 50, завершающий эту часть, занял здесь своеместо, поскольку его читают во всякой утрени перед каноном и он присутствует в любом чине погребения. Он напоминает, что каждый христианин призывается испытать свою совесть перед смертью и что всякая молитва об усопших неизбежно есть молитва покаяния. Псалом этот может рассматриваться как произносимый усопшим за самого себя и одновременно — от лица общины, которая молится за усопшего и вместе с усопшим¹⁹. Служба погребения священников, как и остальные службы погребения, включает в себя Псалом 118; Блаженны непорочные, охватывающий собой всю 17-ю кафизму, один из 20-ти разделов богослужебной византийской Псалтири. Этот псалом входит также в парастас — утреню, посвященную памяти умерших, которую служат в субботу накануне мясопустной²⁰ недели и в субботу накануне Троицына дня. Парастас входит и в чин утрени Великой Субботы, когда пение стихов псалма сопровождается тропарями, прославляющими смерть Христа и Его положение во гроб, свидетельствующими о Его сошествии во ад и возвещающими Его близкое Воскресение. В чинопоследованиях погребения этот псалом стал традиционным задолго до XIV века²¹. В нем прославляется Божественный закон и те, кто этому закону следует и любовью к закону и его повелениям доказывает свою любовь к Самому Богу. В утрени Великой Субботы псалом этот должен быть отнесен к Самому Христу, Который пришел, чтобы исполнить закон и Свою любовь к Отцу (Флп 2:5–10). А что касается смысла этого псалма в службе погребения христиан, то он, сопровождавший пением Аллилуиа и Помилуй раба Твоего, может быть объяснен в контексте службы по усопшим как похвала верному христианину, особенно тому, кто в последний раз входит в церковь для расставания с земной общиной, которая своими молитвами должна помочь ему войти в иную форму бытия в ожидании воскресения. Псалом показывает здесь, каким подобает быть всякому крещенному человеку, призванному сообразовываться со Христом в своем послушании воле Отца. Он напоминает также об идеале святости, идеале каждого христианина, о том критерии, который определит участь покойного в вечности.

Псалмы, которые теперь в византийской богослужебной практике погребения входят только в чин погребения священников, сосредоточены в антифонной части. Мы назвали эту часть “второй панихидой”, поскольку, как и первая часть, состоящая из Псалма 118, она следует схеме традиционной Константинопольской панихиды, которая представляет собой целое, составленное из псалмов, гимнографических фрагментов, чтений и молитв. Псалмы антифонной части, несомненно, были подобраны так, что своими образами выражали богословие смерти вообще и смерти священника в частности. Если не считать уже упомянутого Псалма 50, то во вторую панихиду вошли три псалма — Псалмы 22, 23 и 83. Как уже отмечалось, из Псалмов 22 и 83 заимствованы стихи для пения их с некоторыми самогласными на стиховне. Псалом 22 — это псалом Пастыря: Господь пасет мя и ничтоже мя лишит. На месте злачне, тамо всели мя, на воде покойне воспита мя… Из этого именно псалма в богослужении заимствовано большинство образов, рисующих место, где после смерти предстоит пребывать праведникам, как место покоя, прохлады и наслаждения. Псалом 23 — богослужение при входе в святилище: Господня земля, и исполнение ея, вселенная и вси живущие на ней <…> Кто взыдет на гору Господню; или кто станет на месте святем Его; неповинен рукама и чист сердцем <…> Кто есть сей Царь славы; Господь сил, Той есть Царь славы²². Этот псалом, следовательно, напоминает, что переход от жизни к смерти, если дело касается христианина и особенно священника, может быть истолкован как вход в небесное святилище. А Псалом 83 (о нем мы уже говорили), начинающийся словами:Сколь возлюбленны селения Твоя, Господи сил! — это песнь паломников, идущих в Иерусалим. В контексте чинопоследования он повторяет и развивает тему восхождения к небесному святилищу, намеченную в предшествующем псалме. Первые слова Псалма 23 Господня земля и исполнение еямогут быть, конечно, поняты при погребении христианина как придающие торжественность возвращению в землю того, кто был взят из земли²³, однако три псалма в их совокупности в чине священнического погребения напоминают, что усопший тоже был пастырем и тоже входил в храм Господень и поднимался к святилищу, и Церковь в силу всего этого имеет право обратиться к Доброму Пастырю с молитвенной просьбой допустить усопшего в место покоя и прохлады и даровать ему возможность и далее славословить Бога, но уже в истинном святилище, которое на небе. В любом случае эти три псалма делают более ярким образ загробного мира; образ этот уже ясно видим в стихах, подобранных для пения их в качестве прокимнов или вместе со стихирами и рисующих картину желанного места или жилища, куда должна стремиться душа каждого христианина, а в особенности душа священника. Отметим попутно, что чин погребения священников, как, впрочем, и все остальные службы погребения в Требнике, опускает псалмы, в коих говорится о шеоле²⁴ Ветхого Завета как о пропасти, как о земле забвений и месте, где уже не остается надежды ни на что²⁵.

Новозаветные чтения еще сильнее подчеркивают сияющие перспективы, которые открываются верующим после их смерти благодаря смерти и Воскресению Спасителя. Служба, как мы видели, включает в себя пять посланий и пять Евангелий, причем все они принадлежат антифонной части. Первое послание — 1 Фес 4:13–17: святой Павел осведомляет христиан об участи умерших и ободряет их, чтобы не скорбели наподобие язычников; возвещая воскресение мертвых, он говорит также о мистическом восхищении живых на облаках во время второго пришествия Христова. Второе послание — Рим 5:12–21 — устанавливает параллель между первым человеком и Христом и греховному деянию первого Адама противопоставляет преизбыточествующее оправдание, достигнутое вторым Адамом (ст. 15–19), Который являет Себя как Родоначальник нового народа, Родоначальник, в Котором и посредством Которого Бог восстанавливает Свое творение. В качестве третьего послания читается 1 Кор 15:1–11. Здесь святой Павел напоминает о самом факте Воскресения Христова, — основе веры христиан в воскресение мертвых, и приводит различные известные ему свидетельства о явлении Воскресшего. В 1 Кор 15:20–28 — четвертом послании — святой Павел говорит о Христе как о Начатке всех усопших и заявляет, что последний враг, смерть, упразднится, после чего Сын передаст Царство Отцу и Бог будет всем во всем. Пятое послание — Рим 14:6–9 — исходит из той полной надежд перспективы, какую открывает Воскресение Христа и Его победа над смертью; это чтение содержит своего рода практический вывод о том, как христиане должны относиться к своему смертному состоянию на этой земле: “А живем ли — для Господа живем; умираем ли — для Господа умираем: и потому, живем ли или умираем, — всегда Господни. Ибо Христос для того и умер, и воскрес, и ожил, чтобы владычествовать и над мертвыми и над живыми” (ст. 8,9)²⁶.

В Евангельских чтениях также ясно выражено чаяние христиан относительно смерти и воскресения. Все они заимствованы из глав 5 и 6 Евангелия от Иоанна. Первым читается зачало Ин 5:24–30. Иисус говорит здесь, что верующие в Отца, Который призывает их посредством Сына, становятся участниками Божественной жизни и не предстанут пред эсхатологическим судом; затем, определяя теперь самое существенное в воскресении — соучастие в Божественной жизни, Христос открывает перспективу всеобщего воскресения в последний день. Вторым читается Евангелие Ин 5:17–24. Иисус говорит тут: “Отец Мой доныне делает, и Я делаю”. Он ставит Свое делание в один ранг с деланием Отца и отводит ему место внутри того непрерывного Отеческого делания, которое само по себе ведет мир к совершенству. Имплицитно Он говорит о Своем делании как о новом творческом акте. Он говорит еще, что дела, которые Он творил среди народа, будут превзойдены теми, что связаны с событиями Пасхи: это будет суд и дар вечной жизни, которая воссияет в воскресении мертвых (ст. 20–24). В третьем Евангелии — Ин 6:35–39 — Иисус говорит, что Он есть хлеб жизни, ибо приносит истинную жизнь, и потому верить в Него — значит быть причастником вечной жизни; однако, настаивая на сопричастности небесным благам уже теперь, Иисус вместе с тем в ст. 38, 39 твердо придерживается эсхатологического видения, а более конкретно — ожидания воскресения мертвых. Ин 6:40–47, четвертое Евангелие, продолжает развивать тему хлеба жизни и жизни вечной и вносит дополнительное уточнение: это Отец привлекает Своих к Тому, в Ком даруется воскресение мертвых и полнота откровения (ст. 43–44). Наконец, пятое Евангелие, Ин 6:48–54, открыто говорит о таинстве Евхаристии и напоминает также, что Сын Человеческий нисходит с небес и возвращается на небеса, и те, кто соединяется с Ним верою и участием в Таинстве Его Тела и Его Крови, наследуют небесную жизнь, которая в Нем. Здесь провозглашается принцип, согласно которому Евхаристия есть закваска воскресения для верующих. Итак, в Евангельских зачалах, равно как и в зачалах из посланий, сообщается о воскресении мертвых и вечной жизни. В посланиях внимание сосредоточено на том, что лежит в основе этого — на Воскресении Христовом, а в Евангелиях напоминается, что вечная жизнь уже сейчас действует в верующих благодаря их вере и соучастию в Евхаристии. Значит, существует связь между Христом и верующим человеком, в частности, между Христом и Его священником, особо предназначенным для совершения Таинства Тела и Крови вочеловечившегося Бога Слова. И совершенно естественно, что в чине христианского погребения, особенно погребения человека, специальное предназначение которого — проповедь Евангелия и совершение Евхаристии, подчеркивается новозаветное благовестие о том, что Искупление и Таинства устанавливают единство между Христом и верующими в Него, — единство, которое не может быть разрушено смертью и есть залог славного воскресения для тех, кто упокоивается во Христе.

Таков религиозный смысл библейского назидания в этом чинопоследовании. Как он выражен в разных составных частях службы?

IV.

Начнем с вопроса, каким образом выражена в молитвах библейская весть о победе над смертью. Служба содержит четыре молитвы; первая многократно повторяется, остальные произносятся единожды. Первая встречается вовсе не только в чине погребения священников, но и во всех последованиях по усопшим²⁷. Она начинается словами Боже духов и всякия плоти, встречается ранее XIV века в чине погребения, общем для всех покойников и, как показал отец Бруни, была в обиходе уже в VI веке²⁸. Молитва испрашивает для души усопшего прощение грехов и покой в месте света, прохлады и мира, обращаясь к Христу, победителю смерти. Она напоминает, что все люди грешны (несть человек иже жив будет и не согрешит) и противопоставляет человека в состоянии падения Христу, Который Один без греха. Она взывает к благости Христа и Его любви к людям и завершается указанием на ту связь, какую Воскресение Христа установило между Сыном Божиим и покойником: Яко Ты еси воскресение, и живот, и покой усопшаго раба Твоего… и Тебе славу возсылаем. Молитва эта тем самым интересна не только своей древностью, но и богословским содержанием: мы слышим здесь, что победа Христа над смертью изменила состояние усопших в загробном мире и что Воскресением Христовым обусловлена для живых возможность возносить действенные молитвы за скончавшихся.

Остальные три молитвы входят в антифонную часть чинопоследования и произносятся соответственно после 1-го, 2-го и 3-го Евангелия²⁹. Первая обращена к Богу Отцу, Который призывается в ней как Создатель твари, все устрояющий Своим промыслом: Владыко Господи Боже наш, едине имеяй безсмертие во свете живый неприступном, убиваяй и оживотворяяй, низводяй во ад и возводяй, Ты премудростию создал еси человека, и паки в землю того возвращаеши… Затем молитва испрашивает покой для почившего: приими душу раба Твоего и упокой его в недрех Авраама, Исаака и Иакова, и даждь ему венец правды Твоея, часть спасаемых, в славу избранных Твоих… После чего указываются доводы, в силу которых молящаяся община считает возможным обращаться к Богу с такой просьбой об усопшем: да о нихже трудися в мире сем имене Твоего ради, приимет богатное воздаяние в обителех святых Твоих… Молитва, таким образом, использует традиционные образы при описании загробного мира. Она не ссылается на Воскресение Христово для обоснования своей просьбы и не содержит мольбы об отпущении грехов почившего, но выражает надежду, что умерший будет введен в покой Господень и получит венец правды в награду за свои труды, понесенные на земле во славу Божию.

Молитва, произносимая после второго Евангелия, содержит в себе благодарение и начинается словами: Благодарим Тя, Господи Боже наш, яко Твое точию есть еже жити безсмертие, и слава непостижима, и человеколюбие неизреченно, и царство непреемно… Эта молитва встречается в рукописях XVI века³⁰. Ее включали в общий для всех усопших чин погребения, когда он совершался при погребении священников. Она заканчивается таким же славословием, что и молитва Боже духов…, и, следовательно, как и всякая молитва об умерших, обращена к Иисусу Христу, Который есть жизнь, воскресение и покой Своих усопших рабов. Она напоминает, что Господь в Своей абсолютной беспристрастности положил предел каждой человеческой жизни, она испрашивает покой в лоне Авраама, Исаака, Иакова тому, кого она называет сослужителем собравшихся (для его погребения — Т. М.) и умерших в надежде воскресения и жизни вечной. Продолжается она так: якоже на земли в церкви служителя того поставил еси, тако и в небесном Твоем жертвеннице покажи Господи: понеже в человецех духовных достоинством сего украсил еси, и во ангельскую славу неосужденна того приими: Сам на земли жизнь его прославил еси, Сам же и исход жития его во входе святых Твоих праведных вчини… Молитва эта, таким образом, снова поднимает тему, подчеркнутую выше и выраженную при помощи текстов Священного Писания, — тему призвания усопшего священника прославлять Бога в небесном святилище. Это призвание толкуется как проявление Божественного милосердия: оно поставило в дольнем мире священником того, кого сейчас предают земле, и у него испрашивается усопшему милость продолжать то же служение на небе.

Третья молитва, произносимая после 3-го Евангелия, тоже принадлежит к молитвам, которые до XIV века включались в чин погребения, общий для всех почивших, если он совершался по случаю смерти священника³¹. Как и молитва Боже духов…, она завершается словами: яко Ты еси воскресение, и живот, и покой усопшего раба Твоего (имя рек) Христе Боже наш: и Тебе славу возсылаем… И она, следовательно, обращена ко Второму Лицу Святой Троицы. Молитва эта короче других, приводим ее текст:

Господи сил, скорбящих радосте, и плачущих утешение, и всех в малодушии сущих заступление сый: плачем усопшего содержимыя Твоим благоутробием утешив, всякую болезнь, слежащую в сердцах их, исцели, и раба Твоего (имя рек) в надежде воскресения жизни вечныя усопшаго, в недрах Авраамлих упокой, яко Ты еси воскресение, и живот, и упокоение… Этой молитвой, которая испрашивает не только упокоение для души умершего, но и утешение тем, кто удручен его отшествием, заканчивается ряд молитв, характерных для чина погребения священников³². Эти молитвы, не упуская из виду воскресения всех усопших, основное внимание уделяют загробной участи почившего, выражают надежду, что она будет блаженной. Надежда эта основана на победе Христа над адом, на Божественном милосердии, на трудах служения Богу, понесенных в земной жизни почившим, и на том факте, что уже здесь благодатью священства он был связан с духовной, то есть небесной реальностью.

Вместе с тем, как и во всяком византийском богослужении, в чине погребения священников преобладает гимнография. Как представлен в ней религиозный смысл службы?

V.

Число гимнографических частей в том чинопоследовании, каторое мы сейчас исследуем, весьма велико. Вдобавок эта гимнография включает в себя самые разнообразные жанры и категории. Она представлена тропарями, стихирами, антифонами, седальнами и композициями, восходящими к жанрам канона и кондака. Однако часть этой гимнографии входит в состав и других погребальных служб, например:

1) Тропари на литии:Со духи праведных…, В покоищи Твоем, Господи…, Ты еси Бог, сошедый во ад… Тропари эти утверждают, что блаженство за гробом стало возможным благодаря сошествию Христа во ад, где Он расторг цепи, сковывавшие узников преисподней. Богородичен, которым эти тропари и завершаются, — Едина Чистая и Непорочная Дево, свидетельствует, что Божия Матерь может молиться за умерших, как Она молится за живых, что подразумевается всеми Богородичными службами погребения.

2) Тропари после Псалма 118, пение которых сопровождается повторением стиха Благословен еси, Господи, научи мя оправданием Твоим. Они начинаются словами: Святых лик обрете источник жизни…, Агнца Божия проповедавше…, В путь узкий хождшии, прискорбный…, Образ есмь неизреченныя Твоея славы, аще и язвы ношу прегрешений… и знаменательны своим богословием о человеке и смерти, напоминанием о творении человека по образу Божию, о грехопадении, послужившем причиною смерти, о восстановлении человека во Христе и его небесном призвании. В них говорится, что за усопших христиан могут молиться мученики; тема эта раскрыта в субботних службах Октоиха. Они просят, наконец, Святую Троицу избавить от вечного огня и почившего, о ком молятся, и тех, кто собрался помолиться о нем.

3) Отдельные седальны, например, Покой с праведными, которые повторяют тему тропарей и различных молитв этой службы.

4) Кондак: Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная.

Этот кондак с сопровождающим его икосом встречается уже в общем для всех чинопоследовании XIV века³³. Приводим текст икоса:

Сам Един еси безсмертный, сотворивый и создавый человека: земнии убо от земли создахомся, и в землю туюжде пойдем, яко же повелел еси, создавый мя и рекий ми: яко земля еси и в землюотыдеши, аможе вси человецы пойдем, надгробное рыдание творяще песнь: аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа.

В чине погребения мирян, монахов и младенцев присутствуют только эти кондак и икос, в службе же погребения священников за кондаком и икосом следуют еще 24 строфы, содержащие поэтическое размышление о смерти. Ниже мы вернемся к их религиозному содержанию.

5) Первая стихира каждого из восьми гласов в непременной группе самогласных преподобного Иоанна Дамаскина. Мы еще скажем о них, когда пойдет речь о религиозном содержании всей композиции.

6) Стихиры прощения усопшим: их двенадцать, за ними следует тринадцатая стихира на Славе и Богородичен на и ныне. Приводим текст первой из этих стихир:

Приидите, последнее целование дадим братие, умершему, благодаряще Бога: сей бо оскуде от сродства своего и ко гробу тщится, не ктому пекийся от суетных, и о многострастной плоти. Где ныне сродницы же и друзи? се разлучаемся: егоже упокоити Господу помолимся.

Последующие стихиры продолжают и развивают те же темы с реализмом, доходящим почти до жестокости; они ставят нас перед лицом грубого события смерти и всего, что ей сопутствует: разлукой, разложением человеческого тела, осознанием преходящего характера того, что ценилось в земной жизни, самочувствием души, покидающей тело, дабы войти в иной мир бытия, дотоле ей неизвестный. Стихира на Славе рисует потрясающую картину последнего часа жизни человека, скорби его близких и его входа туда, где уже ничего не значат ни великолепие, ни власть, ни сила, ни богатство, а учитываются только плоды веры, надежды и милостыни, а также молитва братьев.

VI.

Однако наряду с этой классической гимнографией, присущей в настоящее время всем службам по усопшим в Церквах византийского обряда, исследуемое нами чинопоследование содержит вдобавок характерную только для этого чина обширную гимнографию. В ней тоже различимы многообразные виды. Мы встречаем здесь:

1) Антифоны, тропари, седальны в антифонной части чинопоследования. Антифоны, называемые степенными, содержат покаянные молитвы, обращенные к Богу Слову:

На небо очи мои возвожу к Тебе Слове: ущедри мя, да живу Тебе! Помилуй нас уничиженных, устрояя благопотребныя Твоя сосуды, Слове.

Второй антифон — это, по-видимому, молитва, произносимая от лица покойника, который просит защитить от бесов его душу, только что покинувшую тело:

Зубы их да не ята будет душа моя, яко птенец, Слове. Увы мне! Како имам от врага избыти, грехолюбивый сый?

Гимны Святому Духу на Славу и на и ныне завершают собой каждую группу антифонов. Как и в Октоихе, здесь они говорят об обновляющем действии третьего Лица Святой Троицы:

Святому Духу всякая всеспасительная вина, аще коему Сей по достоянию дхнет, скоро вземлет от земных, восперяет, возвращает, устрояет гор—.

Святым Духом, обож—ние всех, благоволение, разум, мир и благословение: равнодетельный бо есть Отцу и Слову³⁴.

Тропари раскрывают смертный аспект человека: человек есть прах, смерть для него — отдых, жизнь проходит как сон, она — птичка, которая улетает, корабль, который не оставляет следа после себя на море (1-й тропарь 2-го гласа). Наряду с этим в них говорится и об усопшем как о священнике, прожившем жизнь согласно своему священническому достоинству в вере, надежде, любви и кротости, и ему испрашивается упокоение в месте, полном света и красоты (2-й тропарь 2-го гласа). В тропарях звучит также обращение от лица почившего к его братьям:

Братие мои возлюбленнии, не забывайте мя, егда поете Господа, но поминайте и братство, и молите Бога…

Как и в гимнографических частях службы, здесь продолжена и раскрыта тема внезапности смерти и горя разлуки, связанного с нею.

Седальны, которые в этой службе, подобно антифонам и Евангельским чтениям, напоминают службу Святых Страстей, тоже говорят о внезапности смерти, о жестокой разлуке (1-й седален глас 2) и о состоянии падения человека, рожденного в грехе (2-й седален глас 5). Они испрашивают для умершего успокоение и предстательство Божией Матери и святых.

2) Тропари, которые поются на Блаженствах: по аналогии с другими чинопоследованиями погребения, по образцу службы Святых Страстей — поскольку эта гимнографическая композиция вставлена в антифонную часть, названную нами второй панихидой, — служба погребения священников предписывает петь Блаженства вместе с тропарями, вставленными между Евангельскими стихами. Тропари эти не совпадают с тропарями других служб, но внимание в них не сосредоточено исключительно на смерти священника. Как и в других чинопоследованиях, в них затронута тема молитвы благоразумного разбойника на кресте, вспоминается и грехопадение Адама, и то, что человек смертен, вспоминается тайна творения человека, который есть одновременно земля и Божественное дыхание, вспоминается тайна спасения — восстановления человека в изначальной непорочности. В них рисуется и тело покойника в гробу, обезо­браженное тлением. Вместе с тем подчеркивается, что смерть — отдых для человека. Вот что говорится от лица покойника:

Почто мене рыдаете люто, о человецы? Почто всуе мятетеся?.. Смерть бо есть всем успокоение: отнюдуже глас Иова услышим глаголюща: смерть мужу покой есть. Но упокой Боже, егоже приял еси, со святыми Твоими.

Богородичен, который поется после Блаженств, вспоминает о таинстве воплощения словами догматической формулы Халкидонского Собора.

3) Канон: его единственная особенность состоит в том, что на 1, 4, 5, 7, 8-й и 9-й песнях он поется вместе с ирмосами Великой Субботы Волною морскою. 3-я и 6-я песни поются с ирмосами обычного канона по усопшим. Внимание в нем сосредоточено не нарочито на смерти священника, а на смерти вообще. Так, в песнях 1-й и 6-й возносится молитва об отпущении грехов умершего без указания на священный сан, испрашивается для него покой с избранными и соучастие в райской сладости. Песни 7-я и 8-я показывают геенну и противопоставляют ей землю кротких, наслаждение рая. 8-я песнь говорит также о Втором Пришествии Христовом. Песнь 9-я напоминает о том, что страдания Христовы соделали людей сынами бессмертия, и снова поднимает тему последнего Суда, на который должно предстать с делами любви, ибо только они и братская молитва близких придут на помощь человеку на грозном судилище Христовом. Песнопение завершается картиной славы будущего века.

4) 24 строфы или икоса, которые следуют за кондаками: самая своеобразная часть службы; в настоящее время во всем византийском богослужении это единственное последование, содержащее кондак в его полной форме. Иногда эти 24 строфы приписываются преподобному Роману Сладкопевцу (отец Киприан (Керн) в неопубликованном Курсе о Требнике). Славянский Требник, опубликованный в 1945 году в монастыре Гроттаферрата называет автором всей композиции Анастасия монаха. Тот ли это Анастасий, друг преподобного Максима Исповедника, который разделил с ним ссылку в 653 году вместе с другим Анастасием, автором двух писем, помещенных в 90-м томе греческой Патрологии Миня (кол. 133–136)?

В силу каких доказательств могла быть сделана подобная атрибуция? Ответа на эти вопросы у нас нет. Отметим только, что эта композиция составлена не по принципу алфавита, так что можно подозревать ее не греческое, а сирийское происхождение. В любом случае перед нами произведение огромной мощи, необычайно красивое с литературной точки зрения, искусно развивающее тему страха человека перед смертью. Смерть (здесь не идет речь о смерти именно священника) представлена как неизбежный факт, с которым столкнется каждый человек, и тогда ему откроется новый вид бытия, совершенно неизвестный тем, кто еще принадлежит земной жизни. Автор спрашивает себя, каким станет человек, расставшийся со здешней жизнью, со своим имуществом и близкими. Встретит ли он тех, кто до него отошел в загробный мир? Сможет ли он вместе с ними молиться и петь Аллилуиа? Можно ли с уверенностью полагаться на милосердие за гробом? Кто сможет быть проводником его в этой неизвестной стране? Автор знает, что после смерти не сможет рассчитывать ни на власть, ни на деньги, ни на что-либо из тех вещей, которые делают земную жизнь приятной. Достаточно ли помогал он здесь обездоленным, чтобы и они пришли ему на помощь в потустороннем мире? С беспокойством отмечается в каноне, что смерть настигает человека в любом возрасте, уносит младенцев наряду со стариками, юношей наравне со взрослыми. Чувство страха нарастает от строфы к строфе, однако в конце вдруг начинает литься поток христианской надежды. В самом деле, икос на Славе делает вывод:

Разжигаемся токмо слышаще, яко есть тамо свет вечный, тамо источник живота нашего, и тамо наслаждение вечное: тамо есть рай, о нем же всякая душа праведных радуется, снидемся вси во Христе и мы, да сице возопиим вси Богу: Аллилуиа.

На и ныне поется Богородичен: в нем звучит обращение к Той, Которая родила Свет неприступный, и просьба непрестанно молиться за усопшего, молиться о прощении ему грехов в день Суда.

5) Эксапостиларий следует непосредственно за каноном и полон надежды и утешения перед лицом смерти. Вот что говорится в нем от лица умершего (без уточнения, кто он — священник или простой мирянин):

Ныне упокоихся, и обретох ослабу многу, яко преставихся от истления, и преложихся к животу: Господи, слава Тебе!

Этот гимн повторяется трижды вместе со стихами из Псал­ма 102. Стихи подчеркивают преходящий характер здешней жизни и противопоставляют ее вечности тех благ, доступ к которым открывает Божественное милосердие: Человек, яко трава дние его… Яко дух пройде в нем, и не будет. И истина Господня пребывает во век. Богородичен, который поется после этого, не касается темы смерти. Он исповедует Матерь Христа как Матерь Спасителя.

6) Стихиры на Хвалите: наряду с антифонами это единственная часть чинопоследования, где об усопшем открыто говорится как о священнике. Особенно знаменательна тут третья стихира: в ней сказано, что священный сан был украшением почившего, что тот, кого несут во гробе — священник, жрец и приноситель Божественных Таинств; по Божественному повелению покинул он житейские дела и перешел ко Христу, к Которому возносится молитва принять умершего как священника и упокоить его вместе с праведниками. Две первые стихиры этой группы напоминают, что кончина того, кого хоронят, совершилась по повелению Божию и что пред лицом смерти все равны: старцы, игумены, учители, епископы, — короче говоря, все носители благодати священства в самых разных ее проявлениях. Стихиры, как и антифоны, живописуют скорбь души почившего, которая подобно беззащитному птенцу ждет, чтобы быть принятой Богом. Затем снова затрагивается знакомая тема, уже звучавшая в антифонах: почивший священник обоготворен животворящим Таинством Христовым³⁵.

7) Самогласны преподобного Иоанна Дамаскина: они составлены для всех 8-и гласов и гораздо более многочисленны, чем самогласны других служб погребения, поскольку каждый глас представлен здесь не одной, а двумя или тремя стихирами и Богородичном. Самогласны снова поднимают и раскрывают все темы, связанные со смертью, большинство коих встречается в других гимнографических частях этой службы. Они вновь говорят о скорбном состоянии человека во время земной жизни: эта жизнь коротка (глас 2), любая сладость в ней сопричастна печали (глас 1), все земное — дым, пар и пепел (глас 4), и смерть вынуждает нас осознать, что мы — ничто. Стихира напоминают также и о величии человека, как его замыслил Бог: человек сопричастен видимому и невидимому порядку одновременно, ибо тело его происходит из земли, а дух происходит от Божественного дуновения. Человек был поставлен Богом над всеми земными творениями и один несет ответственность за свое нынешнее бедственное положение: он позволил себя соблазнить и предпочел пище, которая дает жизнь, пищу, которая ведет к смерти (глас 7).

Вместе с тем в этих гимнографических частях представлена и утешительная сторона смерти: смерть приносит человеку покой, освобождает от страданий, которые он терпит на этой земле, и может открыть ему радость созерцания света от Лика Христова и наслаждение Его красотой (глас 1). В самогласных подчеркивается и необходимость веры во Христа, Света от Света, истинного Бога, пришедшего спасти людей (глас 5). После пришествия Христова смерть стала сном, что ясно обнаружилось при воскрешении Лазаря (глас 1). Самогласны повторяют то, что уже говорилось о молитве за усопших: она может исхитить почившего из пламени, особенно если ею движет искренняя любовь, никогда не иссякающая (глас 2). Вместе с тем должно признать, что несмотря на многочисленные мотивы из области христианской антропологии, богословия спасения и богословия молитвы в самогласных доминирует описание страха человека перед смертью: смерть приходит внезапно, без предупреждения и похищает того, кто вчера еще был среди нас (глас 2), она открывает пред ним дотоле неизвестный вид существования (глас 3), тела всех людей подвержены тлению и никто от царя до нищего не может избежать сего (глас 5). Самогласны выражают удивление по поводу того, что разрушается красота, созданная по образу и подобию Божию, но тут же напоминают, что Божественная тайна принадлежит Божественному порядку вещей, и имплицитно приглашают христиан смиренно подчиниться этому порядку (глас 8).

За большой группой самогласных стихир преподобного Иоанна Дамаскина следует небольшая группа других стихир: три стихиры 8-го гласа, одна стихира 6-го гласа на Славе и один Богородичен на и ныне. Богородичен просит молиться за усопших не только Божию Матерь, но и святого Иоанна Предтечу, пророков, апостолов, святителей, преподобных, праведников и всех святых. Стихиры 8-го гласа рисуют картину Второго Пришествия Христова, последнего Суда и мучений, уготованных тем, кто прожил жизнь в роскоши и других грехах. Стихиры также просят Того, Кто ради спасения людей стал человеком, не осудить Своего усопшего служителя. Стихира 6-го гласа повторяет почти все темы гимнографии чинопоследования и в ней еще раз звучит мотив Судного дня:

Приидите и видите вси странное и грозное видение всем познаваемое, образ ныне видимый, и не ктому мудрствуйте привременная. Днесь душа от тела разлучается, и вечному представляема миру, в путь бо идет, имже никогдаже шествова, и к судии нелицеприемному, идеже предстоят ангелов чини. Страшно бо братие мои, судище оно, идеже вси предстанем нази: овии убо венчаваеми, овии же посрамляеми. Темже возопиим к безсмертному Царю: егда имаши испытати сокровенная человеческая, пощади раба Твоего, егоже приял еси, Господи человеколюбче!

VII.

Вот такова в основном доминанта чинопоследования, богословское содержание коего мы анализируем. Чин погребения священников, представленный в современном Требнике, очень мало говорит о смерти именно священника. Как показывает наш анализ, для составителей Требника смерть священника служит поводом для размышления о смерти вообще. Можно сказать, что, взятая в целом, эта служба заключает в себе двойное видение смерти. С одной стороны, здесь живописуется победа Христа над смертью, что вытекает из Библейской вести, которую содержит в себе служба. Гимнография подхватывает эту весть и говорит о смерти, открывая перспективу не только славного воскресения, но и загробного мира, который уже не есть шеол, но место отдохновения, прохлады и света, место, где продолжает быть действенной милость, что дает Церкви право молиться за усопших и испрашивать у Христа прощение их грехов. Благодаря победе Христа загробный мир изображен и как место встречи умерших с ангелами и прославленными святыми, которые вместе с Матерью Божией соединяют с молитвами живых свои молитвы за того, кого несут для предания земле. Служба подразумевает даже, что в загробном мире почивший может быть призван жить в присутствии славы Христовой, во всяком случае, в ней говорится о жизни в присутствии света от Его Лика. Эти темы, несущие утешение, занимают в службе большое место, однако следует признать, что они не раскрыты здесь столь полно, как в чине погребения монахов в том же Требнике.

С другой стороны, чинопоследование содержит и иное видение смерти, которое мы назвали трагическим, и в чине погребения священников оно проявляется в большей части гимнографии. Можно даже сказать, что по сравнению с другими заупокойными службами Требника оно здесь представлено с особой полнотой. Мотив трагизма неоднократно звучит при воспоминании о грехопадении человека, о моменте разлучения души и тела; в изумлении при виде разрушенной красоты, созданной по образу и подобию Божию (самогласны); в скорби при расставании умершего с теми, кто остается на земле; в словах о разложении тела в могиле. Трагизмом нередко окрашены картины Второго Пришествия, последнего Суда и вечных мук. Подобное видение, далекое от того, что несет в себе Новый Завет и что было знакомо древнему христианству, несвойственно византийско-славянскому богослужению. Оно встречается в других богослужениях, а именно в римском богослужении после средних веков. Удивления достойно то внимание, которое уделяется этим темам в чинопоследовании, восходящем к богослужению, где слышится громкий голос победы над смертью, то есть к Пасхальной утрене с каноном преподобного Иоанна Дамаскина и с огласительным словом о Воскресении святителя Иоанна Златоуста. Куда же при этом двойном видении смерти чинопоследование помещает священника в тех немногих гимнографических частях, которые ему отведены?

И здесь опять видение смерти и успокаивает, и устрашает одновременно. Оно успокаивает, поскольку отдельные стихиры, антифоны и тропари изображают священника как избранника, как облеченного в достоинство, ведущее к обожению; тем самым усопший получает звания, в силу которых он призван быть допущенным к славословию Бога в небесных святилищах, к созерцанию света, которым сияет Лик Христов. Однако звания не безусловны сами по себе, ведь одновременно возносится молитва о прощении грехов почившего, и тут видение смерти священника перестает быть успокоительным: служба говорит о тяжкой ответственности священника, если он плохо выполняет свои обязанности. Легко понять, что в службе подчеркивается строгость отчета, который должен представить тот, кто получил благодать священства, но встает вопрос, почему в чине погребения священников столь упорно говорится о горестях смертного состояния человека.

Прежде, чем ответить на вопрос, спросим себя, какую роль чинопоследование отводит священнику в Церкви. На первый взгляд, служба видит в священнике главным образом совершителя таинств. Именно об этом говорится в стихирах на Хвалите, которые показывают священника как жертвоприносителя, как того, кто предлагает Божественные Тайны. Один из икосов позволяет предположить, что священнику следует опасаться осуждения за то, что он был плохим молитвенником:

Что мятешися безвременно, о человече? Един час и вся преходят: несть бо во аде покаяния, несть тамо прочее ослабы. Тамо червь неусыпаемый, тамо земля темна и помрачена вся, идеже имам аз осудитися: Не бо потщахся весьма глаголати часто псалом: Аллилуиа (Икос 10).

Согласно другим текстам, а именно — антифонам, священник — это человек, которому положено жить в вере, надежде и любви, и можно предположить, что он обязан являть собой пример этих добродетелей. 17-й икос даже учит, что суровый приговор грозит усопшему, если он, будучи человеком молитвы, в течение земной жизни прилеплялся к материальным благам и мало делал добра неимущим:

Вещественным страстем подлежащии, тамо ослабы никакоже имут: тамо убо обличителие страшнии, тамо же и книги отверзаются: где окрест узриши тогда человече? Или кто имать тамо помощи тебе тогда? Разве живый благое что сотворил еси, и добро нищым что сотворил еси, поя: Аллилуиа.

Нарисованная в чинопоследовании картина роли священника и стоящего перед ним идеала была бы неполной, если бы при анализе мы не вникли в то назидание, которое, по-видимому, заключено в самом построении службы, нарочито задуманном ее составителями. В самом деле, какими особенностями отличается это построение?

Отдельные детали исторического развития службы и разных ее редакций, уже отмеченные нами, указывают, что искони была тенденция сделать погребение священника своего рода копией чинопоследования двух последних дней Страстной седмицы. То же самое можно сказать и о современной службе. Ее антифонная часть со степенными, седальнами, тропарями, Богородичными, ектениями, Блаженствами, все это прерываемое пятью чтениями, равно как и стихиры на Хвалите со славословием, которое читается, а не поется, со стихирами на стиховне — все это напоминает службу Страстей Христовых. Псалом 118, ирмосы канона Волною морскою, обнесение гроба с почившим вокруг храма напоминают службу Великой Субботы. Все таким образом очевидно свидетельствует о желании превратить похороны священника в подобие того, как Церковь вспоминает в своем богослужении смерть Христа, чтобы при этом подразумевалось, что смерть священника, а особенно его жизнь должны быть подобием жизни и смерти Христа.

Действительно, параллель между священством Христа и священника обозначена весьма отчетливо. Оба — священники по чину Мелхиседека, и священник ведет свое священство от Христа. Священник возглавляет евхаристическое собрание подобно тому, как Христос возглавлял Тайную Вечерю. Вместе с тем Христос — это еще и Добрый Пастырь, отдающий жизнь Свою за овец. Именно об этом свидетельствует Его смерть. Сходство между чином погребения священников и службой Страстной недели может, следовательно, означать, что священник в Церкви — это также и добрый пастырь, готовый, по образцу Учителя, на такую же жертву, а если он не исполняет сего, то несет тяжкую ответственность. Служба тем самым есть одновременно молитва и призыв, — молитва за умершего, в случае если он не выполнил всех обязанностей доброго пастыря, и призыв к живым пастырям, напоминание, что их служение обязывает к всецелой жертвенности.

Пусть жертвенность не всегда проявляет себя в смерти пастыря за пасомых, порученных ему Богом, но она непременно предполагает несение им их креста. Крест пастыря сливается с крестами его овец. А составляющая часть креста у всякого человека — это смерть. Каждому человеку придется пройти через смерть, и все дело в том, чтобы он принял ее как верный раб Иисуса Христа. И мы хорошо знаем, что одна из главнейших задач пастыря душ, одна из самих жертвенных задач есть приготовление верующих к смерти; умирающих — к христианский кончине, а тех, кто еще остается здесь на время — к тому, чтобы и они в будущем умерли по-христиански, а теперь — чтобы по-христиански приняли разлуку с уходящими из этой жизни. В свете таких наблюдений анализируемая нами служба предстает как длительное пастырское размышление на великую тему смерти.

Если смысл чинопоследования именно таков, то допустимо видеть в нем двойственное отношение к смерти. С одной стороны, смерть побеждена Христом и действенно ведет к славному воскресению и вечной жизни. Христианину говорит об этом его вера в спасение, принесенное Христом. С другой стороны, в нашем мире, который ожидает второго Пришествия Христова, смерть — наличный факт, событие, устрашающее всякого человека, нечто, вызывающее озабоченность у Церкви и даже затруднения для пастырей. Два аспекта смерти не исключают друг друга. Опыт веры призван устранить разрыв между двумя позициями по отношению к смерти. Один из способов обрести этот опыт, как показывает пример Иова или Даниила (Дан 9:1–19) —в молитве вопрошать себя. И византино-славянская Церковь, по-видимому, предлагает его в своем чине погребения священников.

* * *

Для полноты картины мы должны напомнить, что все чинопоследования погребения в современном Требнике содержат подобное же двойное видение смерти и подобную же двойную позицию по отношению к ней. Все эти чинопоследования, как уже отмечали, развились из одного чина, общего для всех покойников, который исполнялся еще в XIV веке. Указывалось также, что этот чин достаточно точно отражен в нынешнем чине отпевания монахов. Более других этот чин подчеркивает утешительный, то есть светлый аспект смерти, что и понятно: ведь чин этот — самый древний. Прочие службы развились из него под влиянием тех же пастырских забот, что и чин погребения священников. Однако именно в чине погребения священников с наибольшей полнотой и силой выражен трагический аспект смерти. Пастыри, трудившиеся над составлением службы по случаю смерти своего собрата, естественно, весьма глубоко осознавали, каким образом сами они должны умирать и что с них спросится, когда они предстанут перед единственно истинным Пастырем и истинным Священником. В этой службе они засвидетельствовали свою веру в Воскресение Христа и в Его победу над смертью со всеми вытекающими последствиями. Между тем святитель Иоанн Златоуст, считающийся автором Слова на Пасху, написал и трактат “О священстве”. Сам великий пастырь душ, он изобразил в нем тяжелую обязанность и ответственность, какую берут на себя принимающие священный сан. И чинопоследование Требника на погребение священников есть отклик византийского богослужения на победоносное Слово и одновременно на серьезные мотивы не менее возвышенного трактата.

Перевод с французского Т. Миллер

Опубликовано в альманахе “Альфа и Омега”, № 26, 27 2000

Поделиться ссылкой: