Сегодня читали на молитвенных чтениях притчу о милосердном самарянине (Лк. 10:30-37). Несколько мыслей оттуда:
На поверхности лежит: вот, церковные люди бывают лицемерны, а нецерковные – неожиданно добрыми. Так не будь лицемером.
Другое разделение – «духовные» (идут пешком, молятся) и обеспеченные (едут на осле, есть средства заплатить за больного). Так что не пренебрегай материальной стороной жизни!
Но все может быть еще сложнее. Если священник и левит идут в Иерусалим, то они идут на службу, а прикосновение к трупу сделало бы их ритуально нечистыми настолько, что в богослужении они бы точно не смогли участвовать. И тогда это и вопрос того, что пришедшие в храм останутся без молитвы и жертвы, и их семьи – без дохода, а сами они – без служения. Точно мы, впрочем, не знаем.
Интересно, почему Иисус здесь самарянином делает не раненого человека, а того, кто оказывает ему помощь. Ведь так понятно: вот бездомные, ты проходишь мимо, потому что они тебе чужие, чужды, вызывают брезгливость. Но нет, здесь именно тот, кто оказывает помощь – самарянин. А готовы ли вы принять помощь от человека, чуждого нам – например, не вполне здорового, или алкоголика? Готовы ли мы принять помощь от человека, на которого мы в обиде, и он для нас – чужд? Насколько мы готовы сделать границы собственной личности проницаемыми?
С другой стороны, вот есть люди, которые нам чужды в ином смысле – скажем, люди Системы (чиновники и т.д.). Конечно, если они в нас не нуждаются, чего и предлагать помощь. Но бывает, что и им трудно. Готовы ли мы в таком случае прийти на помощь, хотя бы просто быть рядом?
Это все – о том, что главное в христианстве – любить.
Но сил на помощь всем не хватает. Их вообще не много. Самарянин не стал делать все сам, он сделал что мог, и передал заботу о больном дальше – а сам вернулся к своим делам. Если мы помогаем, мы все берем на себя, или относимся скромно к тому, что можем сделать?
Потом была хорошая молитва.
