Не перфектный христианин

«Количество информации о Церкви сегодня увеличилось в разы, в том числе и критической. Поэтому сегодня людям, особенно молодым, нужно иметь мужество и крепкую веру, чтобы связать свою жизнь с Церковью»

Интервью Татьяны Цветковой с ректором библейского колледжа «Наследие» Владимиром Стреловым. Фотографии — Павел Смертин.

Данное интервью было подготовлено для портала Милосердие.ру

Свобода детей Божиих

— У каждого есть свой опыт взросления: от отношений с Богом как, может, с Дедморозом в детстве, до более свободных, бескорыстных, когда априорное своеволие меняется на «не как я хочу, а как Ты» на практике. Ты мог бы поделиться здесь своим опытом?

— Я много лет относился к Богу, как к Тому, Кто дает установки и заповеди, как жить. По ним я судил себя и других. И вот, когда мне было уже больше 30, я поехал на семинар «Свобода славы детей Божиих». Мне нужно было сделать доклад, кто такие дети Божии. И я впервые задумался: «Что значит отношение к Богу как к Отцу? Вот у меня? Вдруг я увидел, что родительство Бога другое, не такое, как у людей.

Часто родители хотят, чтобы ребенок соответствовал их ожиданиям, или продолжал их дело, или достиг большего. Или многие думают, как раньше я, что любовь Бога надо заслужить, стать хорошим.

После этой встречи я понял, внутренне, что для Бога важен я такой, какой есть прямо сейчас, а любовь Его «никогда не перестает». 

Владыка Антоний рассказывал про одного своего наставника во Франции: «Он всегда нас любил. Только когда мы делали что-то плохое, он печалился, когда хорошее – ликовал, но его любовь была неизменной».

Так же и Дух Святой в начале воспринимался мной, скорее, как это сказано в Символе веры, – т.е. Он говорил к пророкам, святым прошлых веков, но не к нам. Да, мы Его призываем, — но ждем ли мы явного ответа?

А сейчас каждый день, когда я иду с работы – мы живем в Переделкино – в какой-то момент я внутренне замолкаю и говорю: «Господи, если есть что-то, то я готов сейчас послушать».

Иногда это оказывается просто дорожкой в тишине. А иногда приходят какие-то мысли: может быть такое уверение, что то, что я делаю, правильно, угодно Богу. Или может прийти побуждение позвонить какому-нибудь человеку, о котором я даже не думал.

Если вначале моя молитва была часто похожа на монолог, обращенный в сторону Бога, то постепенно начинаешь обращать внимание именно на тишину, в которой можно Его услышать. 

– Ты пришел в храм в 90-х, когда в обществе вспомнили – есть Церковь и даже Бог. Что привело в Церковь тебя? Были ли это люди, книги, события?

– На меня повлияли и люди, и книги, но прежде всего, непростые жизненные обстоятельства. Болела мама, у меня самого были сложности, и я искал не столько даже выход, сколько хотя бы поддержку.

Вначале я попал к протестантам, мне тогда было пятнадцать. Я и сейчас могу сказать, что эти люди искренне старались нести слово Божие. Потом я захотел более глубоких изменений своей жизни, и через два года пришел в Православную церковь.

Живым примером того, как надо жить, была моя учительница по английскому, Валентина Сергеевна Жук, она очень помогла делать первые шаги в храме. В церкви я встретил диакона Андрея Кураева, и для меня было важно, что он обратил на меня внимание, мы с ним общались.

Особенно важной оказалась встреча с отцом Борисом Михайловым, первым настоятелем храма Покрова Пресвятой Богородицы в Филях. Отец Борис стал человеком, которому я мог полностью открыться. Когда только приходишь в Церковь, часто ждешь, хочешь чего-то чудесного, сверхъестественного, а отец Борис просто умел любить. И до сих пор он остается для меня примером настоящего отеческого отношения.

Из книг для меня были важны Новый Завет, книги владыки Антония Сурожского, в поисках которых я ездил по всей Москве (хотя сейчас это сложно представить!), книги св. Иоанна Кронштадтского. Для меня владыка Антоний – настоящий учитель Церкви, в нем есть и глубокая образованность, и глубокая вера. А отец Иоанн – простота и искренность веры, которая может творить чудеса.

Андрей Черняк заново открыл для меня Священное Писание. Помню, как мы были в христианском лагере, и нас всех подкосила кишечная инфекция. И вот я сижу на семинаре по пророкам у Черняка, чувствую, что мне плохо, но не могу встать и выйти. Пусть лучше он остановится сам (по какой-либо причине), и я ничего не пропущу, думал я, чем сам лишу себя этого.

И конечно, Илья Яковлевич Гриц, основатель библейского колледжа «Наследие». Этот человек – пример ненавязчивого учительства, попечения о тех людях, которые тебе вверены, и глубокой библейской мудрости. По-моему, мало кто сегодня из русскоязычных людей так прочувствовал Священное Писание и применил к жизни, как это сделал Илья Гриц.

При этом он был так болен, как, наверное, старец Амвросий Оптинский, про которого говорили, что если бы его болезни раздать десятерым людям, то вряд ли кто-то из них смог бы выжить. Диализ три раза в неделю, каждый год обострения, когда он находился на грани жизни и смерти, и при этом постоянная благодарность Богу.

Но постепенно я учился понимать, что за верой этих людей стоят не только их жизненные силы, но сам Христос.

И учился отыскивать этот источник самостоятельно. И даже когда в течение дня из-за суеты не удается встретиться Богом, ты все равно знаешь, что этот Источник жизни есть. И это уже много.

«Я решил, раз здесь не нужен, уехать в Америку»

– У тебя бывали кризисы? Переломные моменты? Страхи, разочарования?

В двадцать пять лет я защитил диссертацию, а потом меня ВАК вызвал «на ковер». И степень мне не присудили. Вот тогда вопросов к Богу у меня было очень много! Я даже решил, что раз не нужен здесь, то попробую уехать в Америку. Но, к счастью, не получилось.

А получилось, что я больше оказался вовлечен в дела колледжа. И только постфактум понял, что степень бы не помешала, но она бы держала меня в ВУЗе, и вряд ли бы я решился уйти с надежной работы в свободное плавание, заняться «Наследием».

На это наложилось то, что мой близкий друг поехал для миссии за рубеж, и у него там ничего не складывалось. Мне не хватало его поддержки, ему самому там было непросто, однако он не думал возвращаться.

Мне пришлось усвоить тогда, что Господь не может переступить через свободу другого человека. Как бы ни было очевидно для окружающих, что для человека лучше, выбор все равно за ним.

– Что тебе кажется самым сложным в христианстве, в Евангелии? Непонятным? Есть что-то, с чем ты не можешь согласиться, принять?  

– Прежде всего, у меня сложности с самим собой. Трудно принять, что ты не «перфектный», совершенный христианин, как сказала одна моя знакомая. И не факт, что станешь им к концу жизни. Сложность в том, чтобы на практике реализовать то, что написано в Писании.

Времена открытого микрофона

— Что, на твой взгляд, отличает сегодня нашу христианскую жизнь? Что пришло на смену неофитству 90-х?

– Обычно в начале духовного пути Господь многое закрывает от глаз новоначального. Так было и со мной в 1998 году, когда я пришел в Православную церковь. Это был для меня период радости и надежды.

Но постепенно пришло понимание, что в Церкви и в жизни все меняется не с такой скоростью, с какой хотелось бы.

Но движение вперед есть. Например, сейчас не проблема найти качественную духовную литературу и видео. Появился «открытый микрофон» — интернет, где есть возможность высказаться на духовные темы. Многие церковные служения стали более профессиональными. Я недавно был в Сибири и видел, что священники работают на таком уровне, который сложно было представить в начале 2000-х. Начиная с технической стороны, и заканчивая пониманием психолого-педагогической проблематики пастырской работы.

Священники сегодня не боятся вступать в диалог со своей паствой. Если раньше проповеди не предполагали обратную связь, то теперь стало ясно, что без общения с прихожанами не обойтись.

И человечество, и Церковь медленно взрослеют. Я надеюсь, все же наступит время, когда нас уже не будет восхищать, как сейчас, когда архиерей относится к священству, как отец к детям, это станет нормой. У мирян будет голос в принятии решении в Церкви, вырастут эти ответственные миряне. Вопрос о мирянах, например, считался очень важным на Поместном Соборе 1917/1918 гг.; к сожалению, многие вопросы, на нем поднятые, до сих пор остаются нерешенными. 

Сейчас в Церкви идут дискуссии, нужна ли ей психология. На мой взгляд, стоит поставить вопрос иначе: не нужна или нет, а чем именно она может быть полезна, что мы у психологии можем взять – именно так подходили Василий Великий и Григорий Богослов к греческой философии.

Сегодня Церковь для только что пришедших предлагает катехизацию. Но почему мы думаем, что последовательная работа нужна только во время вхождения в Церковь? А разве потом нам не нужна поддержка?

Поэтому, думаю, наравне с евангельскими группами, хорошо бы создавать группы взаимопомощи – в том числе и для предотвращения или преодоления разочарований, выгораний, кризисов.

В конце 90-х я работал в Синодальном отделе по делам молодежи, занимаясь молодежными проектами, обучением. Увы, сегодня на общецерковном уровне мне видится здесь откат. Когда началась перестановка ответственных за молодежную работу, никто не заботился о преемственности, о том, чтобы перенять опыт и удержать старых сотрудников. И в результате каждые пять лет молодежную работу начинают как будто с чистого листа, заново изобретая велосипед.

Исчез Всероссийский лагерь «Феодоровский городок» (и до сих пор ему нет адекватной замены), прекратила свое существование Школа молодежного служения при Даниловом монастыре.

Свидетельство о Христе на общецерковных площадках нередко подменяется обучением менеджменту и пропагандой хороших, нравственных, правильных вещей, но возможных и без живой веры в Бога.

Реально занимающихся молодежной работой людей никто не знает, и они делают свое дело скорее «вопреки», чем благодаря сложившейся ситуации. Молодежная работа потонула в формальных мероприятиях и бюрократических отчетах.

А вот на региональном уровне встречаются выдающиеся примеры работы с молодежью. Серьезную работу со школами и вузами ведет Якутская епархия. Прекрасные примеры молодежных лагерей «не для галочки» можно видеть в Белгородской и Новгородской епархиях. Санкт-Петербург с его координационным советом молодежных организаций, школой ведущих библейских кружков, на мой взгляд, сейчас значительно опережает Москву.

А если говорить о совсем последнем впечатлении, то в октябре я был в Томске на Всесибирской библейской школе, которую проводили сразу несколько ответственных за молодежную работу в епархиях. И там я видел интересные примеры игрового и дискуссионных клубов, построенных на современной философской и педагогической технологии («Антисофист» отца Лаврентия Донбая, «Кинопоэзия» о. Евгения Прохорова), масштабных детских лагерей диак. Романа Штаудингера, действительно живого молодежного движения Logos г. Миасса, и ряд других интересных проектов.

Количество информации о Церкви сегодня увеличилось в разы, в том числе и критической. Поэтому сегодня людям, особенно молодым, нужно иметь мужество и крепкую веру, чтобы связать свою жизнь с Церковью.

Христианин должен снять розовые очки и не бояться реальности: да, я все это знаю, но остаюсь верующим и хочу быть членом этой общины, частью своей Церкви.

– В чем может быть миссия христианина, Церкви сегодня во времена всех свобод и политкорректности?

– Если раньше нужно было искать специальные места и возможности для свидетельства (часто очень далекие страны), то

сейчас человек может быть христианином в своей семье, на работе, в очереди, в больнице, в транспорте. И это, на мой взгляд, лучшее свидетельство.

Но если мне предлагают где-то говорить о Христе, то я не должен отказываться. Чем старше мы становимся, тем более осторожничаем относительно своего свидетельства: «Почему я, пусть кто-то другой». Но если мы не будем говорить, то эфир займут те, кто говорит от лица Церкви, но транслирует свои собственные идеи.

— Ты никогда не думал о священстве?

– Думал в течение первых нескольких лет. И до сих пор я не исключаю, что в какой-то момент Господь может меня к этому призвать. Но у меня пока есть дело, которым я занимаюсь как мирянин. 

Без призвания к священству подходить не стоит. Смогу ли я как отец Таврион Батозский или о. Виктор Мамонтов постоянно носить в сердце всех, кто об этом просил? Это очень непросто. Кто знает, может быть в будущем священство не обязательно станет full-time job, работой на полную ставку. Священник может быть и преподавателем, и музыкантом. Я даже знал батюшку из Белоруссии, который был дальнобойщиком, при этом у него была чудесная община.

Священник – это человек, который помогает другим соединиться вместе перед Богом в молитве, в Евхаристии, чтении Писания — как предстоятель общины. Именно это оказывается драгоценным.

«Люди боятся размышлять над Священным Писанием»

– Ты сменили Илью Яковлевича Грица из-за его болезни на посту ректора «Наследия». Что для тебя главное в этой работе?

– Колледж создан для того, чтобы люди научились читать Священное Писание. Сейчас люди боятся его читать. Или боятся над ним размышлять. Важно, чтобы люди учились через Священное Писание находить ответы на свои вопросы. Чтобы мы учились строить церковную общину на основе, например, книги Деяний апостолов. Становились людьми, которые ощущают ответственность за Церковь, сами чувствуют себя Церковью.

Я думаю, что для нас сейчас особенно важно затихать перед Словом. Это то, о чем говорит исихастская традиция. Я вижу это в словах недавно почившего афонского старца Эмилиана Вафидиса, и, кстати, у серьезных католиков, таких, как Х.У. фон Бальтазар. Если мы не даем Богу пространство, чтобы говорить через Свое Слово, то мы больше похожи на активистов, которые занимаются одной идеологией. Словно Бог когда-то говорил, а сейчас мы сами действуем.

Самое дорогое для меня, как преподавателя — когда я вижу, что человек начинает понимать текст Священного Писания лучше меня.

У нас уже несколько лет учится один бизнесмен. Я вижу, как он меняется, как меняется его отношение к детям, к работе, окружающим. Он и Писание читает иначе – медленно, вдумчиво, видит то, что не во всяком комментарии обнаружишь, он видит в любом библейском тексте Бога и Его любовь. Он глубже проник в Слово, чем я. Как же это радостно!

Учеба в колледже помогает в служении на приходе – катехизаторам, преподавателям воскресных школ. Один священник рассказывал, что раньше, готовясь к проповеди, он думал, что бы «назидательного» сказать по этому отрывку этим людям, — а сейчас он выходит как свидетель и говорит о том, как ему это слово открылось, он делится жизнью.

Я убежден, что образ Церкви как Тела Христова, где у каждого свое место, свое призвание (1 Кор. 12), — это основа, на которой должно строиться любое начинание в Церкви. В колледж приходит много одаренных людей, и всегда есть искушение как-то «использовать» их.

Например, в нашем колледже «Наследие» учатся две сестры — Катя и Даша Смирновы. Я предложил им вести блог колледжа, заниматься информационной рассылкой, что они и делают прекрасно. Но у них задатки настоящих журналистов, и я не могу закрывать ими нужды колледжа, загружая их этой, скорее, технической работой. Я должен предоставить девушкам возможность развиваться дальше. Потому что Бог мне потом скажет: «Вов, блог – это, конечно, хорошо, но почему ты их не направил туда, где было бы хорошо им?»

Муж и жена

– Вы с Аней относительно поздно поженились, тебе было уже за 30. Ты рассматривал вариант безбрачия для себя? Что стало решающим в пользу выбора семьи?

– Я постоянно колебался, сначала думал, что мой путь – монашество, потом решил жениться, сделал попытку построить отношения, не получилось, опять думал, что, наверное, семья – не мое. На меня среди прочего повлияли слова Ильи Яковлевича Грица: «Для тебя была бы хороша семейная жизнь».

И однажды я проснулся и понял, что могу всю жизнь пробыть в нерешительности. И стал, наконец, действовать.

Я познакомился с моей будущей женой на нашей евангельской группе. Во время чтения и обсуждения Писания человек довольно глубоко раскрывается. Но мы с группой еще вместе отмечали дни рождения, собирались на праздники, ходили в походы, то есть можно было посмотреть друг на друга в бытовых ситуациях.

Когда люди просто ходят на молебен, а потом женятся, это с одной стороны хорошо, потому что они таким образом выражают надежду на Бога, но важно посмотреть на человека, который рядом. Я видел, когда люди поженились, потому что подумали, что раз они на молебне встретились, это означает благословение Божие. И это не всегда хорошо заканчивается.

Когда мы решились на отношения с Аней, то вместе поехали в Грузию. И там, когда оба выключились из рабочей московской суеты, возникло что-то новое. У нас вначале было просто дружеское отношение друг к другу, а уже потом пришла влюбленность.

Сейчас мы с Аней участвуем в содружестве семейных пар «Кана». Можно сказать, что там все построено на трех китах: совместной молитве, времени вместе, прощении, и об этом постоянно напоминается. Происходит учеба, выезды, свидетельства других пар о том, как они проживают нелегкие времена. Все это очень поддерживает, позволяет не терять фокуса на отношениях.

Для меня вообще было важно увидеть семейную жизнь хороших христиан. Когда у меня была сложная ситуация с диссертацией, я приезжал в одну такую семью.

Это было сродни тому, как Гарри Поттер оказывался в семействе Уизли. Мне предлагали тарелку вкусного супа, сидели со мной, ничего не говоря, тепло общались, и я видел любовь друг ко другу в этой семье, — хотя, конечно, и им бывало непросто.

Мы с женой стараемся вместе куда-то выходить, или просто вместе проводить время: например, недавно слушали о классической музыке. А если есть что-то за душой, стараемся обязательно разобраться, попросить прощение, не перенося это «что-то» в следующий день.

– После обретения семьи, рождения ребенка — что изменилось в твоем понимании любви?

– Некоторые вещи из теоретических стали практическими. Я когда-то, еще будучи не женатым, читал курс о семье в Священном Писании. Сейчас вспоминаю с ужасом. Нет, я все правильно говорил, но теперь-то я понимаю, что многое в отношениях супругов – в тонких нюансах, которые не видны, если ты не имеешь собственного опыта.

Например, раньше я думал, что муж должен принимать решения в семье. Теперь я понимаю, что решения нужно принимать вместе. Инициатива — да, хорошо, когда исходит от мужчины. Но именно на уровне «хорошо бы», а не «должен-обязан-надо». Мужчина – это про инициативу и авторитет, а не про власть силы.

С началом семейной жизни я открыл в себе гораздо больше слабостей.

Например, раньше я думал, что я нормально справляюсь с гневом. Сейчас замечаю, что иногда мой гнев направлен на тех, кто слабее.

Одно дело, когда ты думаешь, что достаточно терпелив по отношению к сотрудникам, но другое – как ты себя ведешь, когда у тебя ребенок плачет несколько часов? Или когда ты хочешь научить своего ребенка свободе выбора: тебе кажется, что ты понимаешь, что для него хорошо, а что плохо, а он-то думает иначе, и как с этим быть?

Или раньше вот мне казалось, что муж и жена должны заниматься одним и тем же христианским служением. И раз Господь поставил меня на то место, которое я сейчас занимаю, то и супруга должна мне в этом помогать. Ей пришлось объяснить мне — а мне услышать — что может быть и по-другому.

Блиц

– Твой самый большой страх?

– Что что-то случится с родными.

– Чего тебе не хватает?

– Силы воли и решимости.

– Что бы ты изменил в себе?

– Меньше оглядываться назад и смотреть вперед.

– Где бы ты хотел жить?

– Рядом с природой.

Поделиться ссылкой: