Жизнь — без начала и конца.
Нас всех подстерегает случай.
Над нами — сумрак неминучий,
Иль ясность Божьего лица.
(Александр Блок)
«Капитанская дочка», исторический роман или «повесть», как называл ее сам Пушкин, была написана под влиянием романа Вальтера Скотта «Роб Рой», о котором Пушкин отзывался с неподдельным восхищением.
Надо сказать, что у Пушкина так же, как и у Шекспира, практически нет оригинальных сюжетов, недаром его называли Протеем. Протей, бог древнегреческой мифологии, мог превращаться в любой предмет, к которому прикасался. Но, несмотря на это, пушкинские произведения ни в коем случае не переводы, а тем более не плагиат. Он давал известным сюжетам новое рождение на почве русской словесности, при этом обогащая ее из источников мировой культуры, восходящих к глубокой древности. И пройдя через огранку пушкинской поэтики, известные сюжеты получали новое звучание и новые смыслы.
Так «Капитанская дочка», написанная под влиянием исторического романа Вальтера Скотта, становится размышлением о нравственном выборе, который то и дело встает перед человеком на его жизненном пути . И сделать этот выбор не всегда просто, даже если ты поборол страх и принял решение поступить достойно и честно. Решение должно быть обдуманным и разумным с учетом наличия Провиденциальных сил. В этом смысле «Капитанская дочка» — ценнейший путеводитель по запутанным и небезопасным лабиринтам жизни. Сразу приведу пример.
После взятия Белогорской крепости между Пугачевым и Гриневым состоится знаменательный разговор.
— Чему ты усмехаешься? — спросил он меня нахмурясь. — Или ты не веришь, что я великий государь? Отвечай прямо. Я смутился: признать бродягу государем был я не в состоянии: это казалось мне малодушием непростительным. Назвать его в глаза обманщиком — было подвергнуть себя погибели …….бесполезной хвастливостию. Я колебался. Пугачев мрачно ждал моего ответа. Наконец (и еще ныне с самодовольствием поминаю эту минуту) чувство долга восторжествовало во мне над слабостию человеческою. Я отвечал Пугачеву: «Слушай; скажу тебе всю правду. Рассуди, могу ли я признать в тебе государя? Ты человек смышленый: ты сам увидел бы, что я лукавствую»
— Кто же я таков, по твоему разумению? — Бог тебя знает; но кто бы ты ни был, ты шутишь опасную шутку.
Наверное, даже более взрослый и зрелый человек не смог бы в подобной ситуации отвечать более мудро, чем это сделал совсем молодой прапорщик Гринев. Он не лгал и не геройствовал, в его словах не было ни высокомерия, ни подобострастия, он обращался к Пугачеву как к равному, к той лучшей части его личности, которая еще осталась живой и не утратила человеческих свойств.
Такое впечатление, что Пушкина мало интересовал психологический аспект. Как отмечают литературоведы: слишком быстро взрослеет Петруша Гринев. Из маменькина сынка, который снимает пенки с кипящего варенья, лазает по голубятням и приделывает хвост из мочала к Мысу Доброй Надежды, чтобы превратить географическую карту в воздушного змея, он почти молниеносно превращается в разумного и благородного молодого человека. Похоже, что, работая над вышеприведённым эпизодом, Пушкин сам задавался вопросом: «А как наилучшим образом следовало бы отвечать мятежному атаману, находясь в смертельной опасности и не желая кривить душой?»
Но интересно с самого начала проследить восхождение Петра Гринева по ступеням нравственного созревания.
Петруша Гринев
Первый переломный момент случился по дороге из Симбирска в Оренбург. В симбирском трактире Гринев проигрывает в биллиард Ивану Ивановичу Зурину 100 рублей и требует у Савельича деньги, чтобы вернуть долг. На отказ «упрямого старика» Гринев отвечает следующее: «Я твой господин, а ты мой слуга. Деньги мои. Я их проиграл, потому что так мне вздумалось. А тебе советую не умничать и делать то, что тебе приказывают». А потом еще: «…подавай сюда деньги или я тебя взашей прогоню».
В те времена такое обращение с крепостным было, по-видимому, в порядке вещей, но Петра Андреевича начинает мучить совесть. «Ну, ну, Савельич! — говорит он дорогой старому слуге, когда они едут из «проклятого трактира» — полно, помиримся, виноват; вижу сам, что виноват. Я вчера напроказил, а тебя напрасно обидел. Обещаюсь вперед вести себя умнее и слушаться тебя. Ну, не сердись; помиримся». А вот, чтобы господин просил прощения у своего слуги, думаю, было явлением из ряда вон выходящим. Но с этого момента, как мне кажется, и началось духовное восхождение Петра Гринева.
Центральным эпизодом повести, где как бы взвешивается на весах достоинство каждого из действующих лиц, является сцена, когда гарнизон и все жители крепости должны принести присягу Пугачеву как государю Петру III.
С удивительным мастерством Пушкин описывает происходящее. Очень скупо и лаконично ему удается передать сложную и противоречивую гамму чувств: ужас, абсурд, ощущение бессилия, равнодушия, сочувствия и контрастирующий со всем этим оттенок комизма.
Комендант, изнемогая от раны, собрал последние силы и отвечал Пугачеву твердым голосом: «Ты мне не государь, ты вор и самозванец, слышь ты!» Пугачев мрачно нахмурился и махнул белым платком. Несколько казаков подхватили старого капитана и потащили к виселице. …( башкирец, сидя на перекладине виселицы), держал в руке веревку, и через минуту увидел я бедного Ивана Кузмича, вздернутого на воздух. Тогда привели к Пугачеву Ивана Игнатьича. «Присягай, — сказал ему Пугачев, — государю Петру Феодоровичу!» — «Ты нам не государь, — отвечал Иван Игнатьич, повторяя слова своего капитана. — Ты, дядюшка, вор и самозванец!» Пугачев махнул опять платком, и добрый поручик повис подле своего старого начальника.
Эти немного смешные простонародные обращения «слышь ты» и «ты, дядюшка, вор и самозванец» свидетельствуют о том, что и Иван Кузмич и Иван Игнатьич были представителями бедных, служилых людей, которые совсем недавно попали в дворяне в силу Петровской табели о рангах. И несмотря на свою простоту и низкое происхождение, эти два человека не примыкают к войску мятежников, а, не колеблясь, выбирают верность своей воинской присяге и смерть. В их поведении нет ни страха, ни пафоса, они просто выполняют свой долг. Автор не пускается в длинные разъяснения их поступка. Он просто как бы говорит читателю: « Вот так дОлжно поступать честным людям». Очевидно,что в жизни Ивана Кузмича и Ивана Игнатьича есть не только одно измерение, основанное на рефлексе самосохранения, но существует также некая духовная вертикаль, которая оказывается важнее. Вслед за своими товарищами Гринев собирается повторить Пугачёву их слова. Но тут он видит Швабрина, среди мятежных старшин. Швабрин подходит к Пугачеву, что-то шепчет ему на ухо. И участь Петра Андреевича решена.
Мне накинули на шею петлю. Я стал читать про себя молитву, принося Богу искреннее раскаяние во всех моих прегрешениях и моля его о спасении всех близких моему сердцу.
В этом отрывке мы также не видим никакого страха за себя и свою жизнь, мысли Петра Гринева направлены к Богу и полны заботой о своих близких. Он уже стоит в двух шагах от смерти и чувствует ее дыхание. Больше всего это похоже на инициацию главного героя, после которой он поднимается еще на несколько маршей по духовной лестнице. Как известно, Петра Андреевича выручает Савельич .
Вдруг услышал я крик: «Постойте, окаянные! погодите!..» Палачи остановились. Гляжу: Савельич лежит в ногах у Пугачева. «Отец родной! — говорил бедный дядька. — Что тебе в смерти барского дитяти? Отпусти его; за него тебе выкуп дадут; а для примера и страха ради вели повесить хоть меня старика!»
Савельич готов умереть ради «барского дитяти», жизнь и благополучие которого является основой его существования.
Швабрин
Антагонист Гринева — Швабрин, образованный человек дворянского происхождения. Пушкин полностью лишает этого персонажа каких бы то ни было достоинств, одни пороки: ложь, клевета, зависть, доносы, предательство, жестокость. Хотелось бы сказать ради красного словца, что человеческая деградация Швабрина идет в параллель противоположным ходом духовному восхождению Гринева. Но это не совсем так. Швабрин не меняется, просто по ходу действия его извращенная и злобная природа все чаще проявляет себя, он постепенно теряет контроль над своими действиями, все сложнее дернуть ручку тормоза .
После первого «военного совета» у Ивана Кузмича, на котором комендант объявляет о восстании Пугачева и неминуемой опасности нападения мятежников на Белогорскую крепость, Швабрин выходит из комендантского дома, напевая французскую песенку — чудесная деталь, с помощью которой Пушкин дает понять, что человек этот просчитывает различные схемы своего спасения, чтобы по возможности выгодно встроиться в новый пазл. В последней же сцене, где появляется Швабрин, мы видим озлобленное несчастное существо, которому более не на что надеяться, только погибнуть самому и погубить Гринева — ненавистного своего конкурента.
Через несколько минут загремели цепи, двери отворились, и вошел — Швабрин. Я изумился его перемене. Он был ужасно худ и бледен. Волоса его, недавно черные как смоль, совершенно поседели; длинная борода была всклокочена. Он повторил обвинения свои слабым, но смелым голосом. По его словам, я отряжен был от Пугачева в Оренбург шпионом; ежедневно выезжал на перестрелки, дабы передавать письменные известия о всем, что делалось в городе; что наконец явно передался самозванцу, разъезжал с ним из крепости в крепость, стараясь всячески губить своих товарищей-изменников, дабы занимать их места и пользоваться наградами, раздаваемыми от самозванца…
Мы вышли вместе. Я спокойно взглянул на Швабрина, но не сказал ему ни слова. Он усмехнулся злобной усмешкою и, приподняв свои цепи, опередил меня и ускорил свои шаги.
Каждый раз, когда Швабрину предстоит сделать выбор, он без всяких колебаний идёт по пути самосохранения и получения максимальных преференций. Для него не существуют ни угрызений совести, ни таких понятий, как офицерская честь, ни мысли о посмертии и то, как его поступки могут отразиться на судьбе других людей. На примере Швабрина мы видим, насколько низко может пасть человек, находящийся в координатах полной заземленности, который не в состоянии поступиться ни крупицей собственных интересов, представляющих для него высшую ценность. Так Пушкин изображает абсолютного злодея. Очень, просто, кратко, не морализируя. Швабрин не яростный мучитель или убийца, просто как будто изначально у него была отнята вертикальная ось координат и метроном совести, который, казалось бы, должен быть встроен в каждого человека.
И когда количество предательств и злодеяний Швабрина, достигает критического значения, он как бы скатывается с ледяной горы не в силах остановиться. Теперь им руководят темные демонические силы, а сам человек уже бессилен. Нечто подобное, только на духовном уровне, описано у Шекспира в «Макбете» и у Достоевского в «Преступлении и наказании».
Емельян Пугачев
Наверное, самый сложный, интересный и противоречивый персонаж в «Капитанской дочке» — это Пугачев. Он вылепливается из снежной метели. А метель, как известно, у Пушкина бесовская стихия. Вот всем известные отрывки из стихотворения «Бесы».
Вьюга злится, вьюга плачет;
Кони чуткие храпят;
Вот уж он далече скачет;
Лишь глаза во мгле горят;
Кони снова понеслися;
Колокольчик дин-дин-дин…
Вижу: духи собралися
Средь белеющих равнин.
Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре…
И ямщик на вопрос Гринева «…что это там чернеется? — отвечает, — воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что-то шевелится. Должно быть, или волк, или человек». Не намек ли это на человека- оборотня?
Еще за несколько лет до работы над «Капитанской дочкой» у Пушкина появилась идея по примеру европейских писателей создать роман про благородного разбойника — русского Робин Гуда, и в 1832 году он начал писать «Дубровского». Первая часть романа убедительна. Но когда возникла задача совмещения благородного человека и разбойника в характере главного героя, роман явно застопорился. Сцена последнего свидания Дубровского и Маши Троекуровой написана очень поверхностно. Автор пользуется расхожими штампами, видимо, ему стало скучно и он пишет через силу.
Как легкая тень молодая красавица приблизилась к месту назначенного свидания. Еще никого не было видно, вдруг из-за беседки очутился Дубровский перед нею…
— Я все знаю, — сказал он ей тихим и печальным голосом. — Вспомните ваше обещание…
Дубровский затрепетал, бледное лицо покрылось багровым румянцем и в ту же минуту стало бледнее прежнего. Он долго молчал, потупя голову.
Где тут Пушкин с его упругим динамичным письмом? Пушкина нет. Похоже на обескровленную сентиментальную мелодраму. Но, по-видимому, причины такой неудачи объективны: нельзя совместить несовместимое. («В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань»…)
Благородный разбойник
Очевидно, благородные разбойники существуют только в сказках, балладах и романтических произведениях. Реализм же их отторгает, т.к. это ложь, хотя и соблазнительная. По всей видимости, Пушкин это почувствовал, и роман остался незавершенным. При жизни автора он не был издан.
Вторую попытку такого соединения Пушкин предпринимает через 3 года в «Капитанской дочке». К тому времени он уже изучил документальные материалы, связанные с восстанием Пугачева, и параллельно пишет «Историю Пугачевского бунта». И вот он делает последнюю безнадежную попытку создать образ романтического героя — благородного разбойника. Этим героем должен был стать дворянин Михаил Александрович Шванвич, который добровольно переходит в войско Пугачева.
Прототипом этого персонажа был реальный человек с тем же именем, подпоручик II гренадерского полка, попавший в плен к мятежникам и служивший в Пугачевском войске Секретарём Военной коллегии. От имени «Петра III» он писал императорские указы на немецком и французских языках. Судя по всему, в военных действиях он не участвовал, поэтому после подавления бунта казнен не был и получил сравнительно легкое наказание. Указом императрицы было велено лишить его чинов и дворянства, ошельмовать, преломив над ним шпагу и отправить в ссылку на вечное поселение.
Однако этот замысел тоже не был осуществлен, т.к. к этому моменту Пушкин уже весьма детально ознакомился с документами, относящимися к интересующим его событиям и, по-видимому, убедился, что в обстановке кровавого шабаша, душегубства и мародёрства романтическому герою делать нечего, и «звезда пленительного счастья» значительно потускнела. Вот небольшой отрывок из статьи историка Сергея Цветкова на эту тему.
«История Пугачёва» наполнена страшными картинами жестокостей Пугачёвщины. Здесь и сцена гибели капитана Харлова, и трагическая история его жены, взятой Пугачёвым в наложницы, а потом убитой, и ужасная смерть его тестя Елагина, с которого Пугачёвцы «содрали кожу… вынули из него сало и мазали им свои раны», и подробное описание Бердской слободы, которая была «вертепом убийств и распутства» и др. Картины «беспощадного русского бунта» заключает приложенный к «Истории» список жертв пугачёвцев.
И ещё:
Правление было повсюду прекращено — состояние всего обширного края, где свирепствовал пожар, было ужасно… — Строки эти представляют собою пересказ, частью дословный, нескольких обобщений главы восьмой «Истории Пугачева»: «Состояние сего обширного края было ужасно. Дворянство обречено было погибели. Во всех селениях, на воротах барских дворов, висели помещики или их управители. Мятежники и отряды, их преследующие, отымали у крестьян лошадей, запасы и последнее имущество. Правление было повсюду пресечено. Народ не знал, кому повиноваться».
Таким образом, пришлось Михаила Шванвича разделить на двух персонажей: злодея Швабрина и полусказочного благородного прапощика Петра Гринева.
Очевидно, на этой стадии у Пушкина уже отчетливо сформировалось отношение к народному бунту, выраженное максиме:
«Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный».
В сказке про орла и ворона, которую Пугачев рассказывает Гриневу, Орел спрашивает ворона, почему вороны живут 300 лет, а орлы всего 30. «Оттого, батюшка, отвечал ему ворон, что ты пьёшь живую кровь, а я питаюсь мертвечиной». Но попробовав мертвечины, которой питаются вороны, орел отвечает : «Нет, брат ворон; чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что Бог даст». На это Пушкин от лица Гринева отвечает: «Жить убийством и разбоем — значит, по мне, клевать мертвечину». Это позиция взрослого мудрого человека, с которой не поспоришь, она является альтернативой романтического мировоззрения, не признающего действительности:
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог…
(«Пир во время чумы»)
Примечательно еще и то, что кроме сердечных «неизъяснимых наслаждений», стремления к полнокровной жизни, в среде мятежников, бунтовщиков действуют непреложные очень простые законы бандитского сообщества. Все должны быть повязаны кровью. Их не страшит могилы тьма и смерть других людей. А предводитель мятежа является одновременно и заложником своей банды. Недаром Пугачев в минуту откровенности говорит Гриневу: «Улица моя тесна; воли мне мало. Ребята мои умничают. Они воры. Мне должно держать ухо востро; при первой неудаче они свою шею выкупят моею головою».
Так уж ли стремится Пугачев к богатству и власти? Действительно ли хочет он занять царский престол?
Вряд ли. Битвы, убийства, в том числе и мирных людей, грабежи, вакханалия — все это его стихия, воздух, которым он дышит, его наслаждение.
Но для Гринева и его невесты Маши Мироновой он стал спасителем и благодетелем.
Не могу изъяснить то, что я чувствовал, прощаясь с этим ужасным человеком, извергом, злодеем для всех, кроме одного меня…
Произошла реализация сна, который Гринев видел по дороге в Белогорскую крепость.
Мне казалось, буран еще свирепствовал и мы еще блуждали по снежной пустыне… Вдруг увидел я вороты и въехал на барский двор нашей усадьбы. Первою мыслию моею было опасение, чтобы батюшка не прогневался на меня за невольное возвращение под кровлю родительскую и не почел бы его умышленным ослушанием. С беспокойством я выпрыгнул из кибитки и вижу: матушка встречает меня на крыльце с видом глубокого огорчения. «Тише, — говорит она мне, — отец болен при смерти и желает с тобою проститься». Пораженный страхом, я иду за нею в спальню. Вижу, комната слабо освещена; у постели стоят люди с печальными лицами. Я тихонько подхожу к постеле; матушка приподымает полог и говорит: «Андрей Петрович, Петруша приехал; он воротился, узнав о твоей болезни; благослови его». Я стал на колени и устремил глаза мои на больного. Что ж?.. Вместо отца моего вижу в постеле лежит мужик с черной бородою, весело на меня поглядывая. Я в недоумении оборотился к матушке, говоря ей: «Что это значит? Это не батюшка. И к какой мне стати просить благословения у мужика?» — «Все равно, Петруша, — отвечала мне матушка, — это твой посажёный отец; поцелуй у него ручку, и пусть он тебя благословит…» Я не соглашался. Тогда мужик вскочил с постели, выхватил топор из-за спины и стал махать во все стороны. Я хотел бежать… и не мог; комната наполнилась мертвыми телами; я спотыкался о тела и скользил в кровавых лужах… Страшный мужик ласково меня кликал, говоря: «Не бойсь, подойди под мое благословение…» Ужас и недоумение овладели мною… И в эту минуту я проснулся; лошади стояли; Савельич дергал меня за руку, говоря: «Выходи, сударь: приехали».
И вот, создав человека-оборотня, Пушкину удалось наконец достичь своей цели — написать образ благородного разбойника. Пугачев находится вне рациональной системы координат. Он одновременно разбойник, убийца и спаситель, в нем причудливым образом сочетаются и благородство, и низость и нечеловеческая жестокость, которые он, по-видимому, не отличает друг от друга. В нем есть ум, сметливость, юмор, талант… Нет только жалости и милосердия.
Ирина Фишгойт, студентка 3 курса Колледжа «Наследие»
Доклад на Студенческой конференции 27 мая 2025 года
