О подходах к чтению
У многих христиан псалмы проклятия вызывают трудности: как мы, призванные любить врагов, можем читать строки, подобные следующим: «Да будет путь их темен и скользок, и ангел Господень да преследует их» (Пс. 34); «Да поразит их Бог стрелою, внезапно будут они уязвлены» (Пс. 63); «Да захватит заимодавец все, что есть у него, и чужие расхитят труд его» (Пс. 108), «Дочь Вавилона, опустошительница! … Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!» (Пс. 136)?
Толкователи и исследователи предложили разные способы того, как справиться с этим затруднением.
- Самые ранние христианские толкования, зафиксированные в самом Новом Завете, рассматривают эти псалмы не как проклятия, а как пророчества (Деян. 1:20), собственно, как и многие другие трудные для понимания псалмы (ср. Пс. 21 и Мф. 27).
- Отцы пустыни, исходившие из аскетических установок, читали псалмы проклятия аллегорически. Враги для них – это бесы, грехи, помыслы, на которых можно и нужно гневаться, с которыми следует бороться, которые требуется искоренять, и которых необходимо предавать Богу. Также читали эти псалмы многие раввины, говоря о злом и добром началах в человеке.
- Учителя Церкви, осмыслявшие догматически уникальность Нового Завета, говорили о том, что норма ветхозаветной нравственности была основана на законе и справедливости, а христиане по примеру Господа Иисуса должны это превосходить.
- Толкователи, пользующиеся выводами социальной антропологии или культурологии, считают, что в сознании архаического человека ««я» неотделим от моего рода, а мой род неотделим от моего Бога», поэтому враги личные оказываются как правило и врагами Божьими (нечестивыми язычниками или злонамеренными грешниками, предателями), поэтому совершенно естественно желать им погибели перед Богом.
- Знакомые с литературным анализом настаивают на том, что псалмы – это прежде всего поэтические произведения, а для поэзии характерны метафоры, преувеличения. Они написаны для того, чтобы помнить: была ситуация кризиса, и Бог откликнулся, помощь пришла. Событие оформилось в псалом проклятия как особый жанр, имеющий свои литературные законы, и не стоит обращать внимание на детали – они даны не для смысла, а ради красоты слога, в соответствии с жанром.
- Толкователи, испытавшие влияние психологии, предполагают, что проклятия псалмов – это способ приемлемым образом, принятым в своей культуре, выразить негативные эмоции и обеспечить диалогичность и подлинность в общении с Богом.
- Наконец, некоторые считают, что задачей подобных текстов было не только воспеть переживания героев, но еще и идеологически обосновать избранность Израиля и критическое отношение к другим народам. В таком случае не стоит искать в подобных текстах Откровения (это, как раз, человеческое) и пытаться оправдывать ненависть и жестокость. Напротив, удивлять нас должно, когда сквозь эту столь привычную человеческую жестокость проглядывают лучи Евангельского отношения к врагам.
- Перед иудеями такого вопроса просто не стоит. Сами псалмы будут пониматься прежде всего как исторические писания: их написал Давид, преследуемый Саулом или Авессаломом, и говорил он из глубины сердца. Попытки «пожалеть» нечестивых – это не милость, а попустительство беззаконию, просто непонимание ужасов войны и предательства, переживаемых Давидом. Справедливость является нормой для всякого, кто читает Танах, и акцент в понимании псалмов будет не на проклятии, а на справедливости.
На наш взгляд, в каждом из этих подходов можно найти нечто, что проливает свет на понимание текста.
- Попробуйте прочесть один из псалмов проклятия каждым из предложенных способов.
- Как вы думаете, как та или иная стратегия понимания псалма будет влиять на его перевод, его использование?
- Что эти подходы дают вам для понимания автора и углубления ваших отношений с Богом? Открылось ли вам что-то о Боге, когда вы читали этот псалом, стало ли понятнее, как лучше исполнить Его волю?
Мы попробуем проанализировать 34 псалом с точки зрения психологии переживания, развиваемой в школе Ф.Е. Василюка. Переживание в гуманистической психологии мыслится как целостный жизненный процесс, вовлекающий в свою динамику чувства, ум, воображение и телесные реакции. При определенных условиях оно способно совершить переворот в человеческих чувствах, установках, отношениях, которые человек не мог изменить с помощью напряжения сознания и усилий воли. Посмотрим, происходит ли такой поворот? Решаются ли эти задачи? Есть ли в тексте развитие, динамика?
С первого взгляда, в псалме как будто ничего не меняется: просьбы стихов 4 (это в начале) и 26 (это почти конец) почти совпадают. Более того, слова повторяются и внутри текста; может возникнуть впечатление, что мы имеем перед собой череду жалоб, которые как волны раз за разом накатываются на берег.
Но это только первое впечатление. Вчитаемся в текст псалма. (Мы будем читать текст по Синодальному переводу. Другие переводы дадут несколько другие акценты в понимании текста, – предлагаем читателям убедиться в этом самим).
1-10 Господи, на помощь! Да будут постыжены и посрамлены враги мои!
1 Псалом Давида. Учение. Вступись, Господи, в тяжбу с тяжущимися со мною, побори борющихся со мною;
2 возьми щит и латы и восстань на помощь мне;
3 обнажи меч и прегради [путь] преследующим меня; скажи душе моей: «Я — спасение твое!»
4 Да постыдятся и посрамятся ищущие души моей; да обратятся назад и покроются бесчестием умышляющие мне зло;
5 да будут они, как прах пред лицем ветра, и Ангел Господень да прогоняет [их];
6 да будет путь их темен и скользок, и Ангел Господень да преследует их,
7 ибо они без вины скрыли для меня яму — сеть свою, без вины выкопали [ее] для души моей.
8 Да придет на него гибель неожиданная, и сеть его, которую он скрыл [для меня], да впадет в нее на погибель.
9 А моя душа будет радоваться о Господе, будет веселиться о спасении от Него.
10 Все кости мои скажут: «Господи! кто подобен Тебе, избавляющему слабого от сильного, бедного и нищего от грабителя его?»
Из первой серии жалоб мы узнаем, что у автора есть соперники или враги, а отношения с ними можно описать как судебная тяжба или борьба (военное противостояние?). Они не просто судятся с автором, они его преследуют, готовы лишить жизни. Псалмопевец хочет, чтобы Бог защитил его, враги его были постыжены, а кто-то конкретный даже нашел бы свою погибель. Как было бы хорошо, если бы это все осуществилось, и не нужно было бы прикладывать никаких дополнительных усилий! Тогда псалмопевец с радостью воспоет песнь Господу, песнь не только в душе, но и все кости его будут радоваться. О том, что сам автор должен измениться или что-то изменить в себе, в своем отношении, и речи пока нет…
В целом этот отрывок похож на первую реакцию сильно оскорбленного человека: сплошные эмоции, крепкие выражения. С 4 по 8 стих личность вообще растворяется в волнах гнева, как заклинание повторяется то, что должно пасть на долю врагов. Услышать ответ Божий сейчас невозможно – автор не вполне слышит и себя.
Тем не менее, как показывает уже первый стих, это не только эмоции; есть обращение, начало диалога: «Вступись, Господи!» Это выход за пределы своей самости, самозамкнутости, открытие себя, своей слабости (столь естественной для человека) Другому, это выражение Ему своего переживания и признание зависимости: «Я устал бороться в одиночку, помоги!» Вопрос прозвучал. С этого момента, свидетельствующего о том, что автор приходит в состояние смирения[1], Господь может явить свою силу – когда человек будет готов слышать ответ.
Как ни странно, сильные эмоции здесь – это хорошо. Они позволяют сразу выйти на определенную глубину, минуя формальное общение, простое информирование. Это как раз ситуация, когда молитву не нужно выдумывать, к ней не нужно готовиться, — она, по митр. Антонию Сурожскому, является естественной, вырывается из сердца. Так бывает, когда человек испытывает огромную радость или невыносимое горе. (Само по себе неоднократное возвращение к одному и тому же вопросу или чувству, несмотря на явные попытки отойти от него, частые повторения одной и той же фразы свидетельствуют об этой глубине переживания критических обстоятельств).
Автор псалма мог действовать иначе. Как? Он мог пытаться изменить свое отношение с помощью усилий воли – но, вероятно, он это пробовал, и у него не получилось. Он мог попробовать восстановить справедливость кулаками, с помощью кровопролития – но чем он тогда отличался бы от своих оппонентов? Наконец, он мог молчать — просто закрыться от своих чувств, или переживать внутри, — но это чревато унынием, болезнями (не зря здесь говорится о костях), обидой и разочарованием в Боге, ведь внутренняя боль никуда не уходит, время не лечит.
Только открыто выразив эмоции в словах, автор может перейти к тому, чтобы начать рационально описывать суть происходящего. Наверняка он делает это с помощью имеющихся культурных образцов (автор был не первым, кто так обращался к Богу, как и мы можем использовать этот псалом для собственной молитвы). Важен адресат: он обращается не к своим обидчикам (это наверняка вылилось бы в скандал), а к Богу, одно из имен Которого – Целитель (Исх. 15:26).
Здесь, конечно, возникает вопрос: а услышал ли Бог. На наш взгляд, только твердая убежденность в том, что Бог видит (настоящий псалом, ст. 22) и слышит (Пс. 65:2), и позволяет автору продолжать.
11-16 Разве справедливо так поступать с другом?
11 Восстали на меня свидетели неправедные: чего я не знаю, о том допрашивают меня;
12 воздают мне злом за добро, сиротством душе моей.
13 Я во время болезни их одевался во вретище, изнурял постом душу мою, и молитва моя возвращалась в недро мое.
14 Я поступал, как бы это был друг мой, брат мой; я ходил скорбный, с поникшею головою, как бы оплакивающий мать.
15 А когда я претыкался, они радовались и собирались; собирались ругатели против меня, не знаю за что, поносили и не переставали;
16 с лицемерными насмешниками скрежетали на меня зубами своими.
Жалоба разворачивается и уточняется. Если в первых стихах страдание его глобально, а противники Его достойны гибели только потому, что выступили против псалмопевца, то теперь выясняется их конкретная вина – они повели себя не как друзья, забыли о справедливости. Они поступают с ним совсем не так, как он поступал с ними. Они отвечают ему злом на добро, и он поражен их неблагодарностью. Когда они были в беде, он молился и постился – они же допрашивают его, будто он в чем-то виноват. Они присоединяются к тем, кто издевается над ним и насмешничает – бесчестит его, и сочувствие их лицемерно. Справедливость, благодарность, почтение, искренность, – то, чему учит Закон, – все это попрано, втоптано в грязь. Собственно, под вопросом ценность самих отношений людей друг с другом, под вопросом доверие.
Слова произнесены уже не в запальчивости, это вполне разумная жалоба. Переживание перестает казаться нам просто обидой, какую можно найти и у детей. Его не лишили удовольствия, радости, у него не просто что-то не получается, ему не просто чего-то не хватает. Затронуто очень важное: мы видим, что это переживание по поводу ценностей – неужели я напрасно жил так, поступал? Можно ли доверять людям и считать кого-то другом? Где справедливость?
17-23 Я одинок! Не терпи, воздвигнись, Господи!
17 Господи! долго ли будешь смотреть [на это]? Отведи душу мою от злодейств их, от львов — одинокую мою.
18 Я прославлю Тебя в собрании великом, среди народа многочисленного восхвалю Тебя,
19 чтобы не торжествовали надо мною враждующие против меня неправедно, и не перемигивались глазами ненавидящие меня безвинно;
20 ибо не о мире говорят они, но против мирных земли составляют лукавые замыслы;
21 расширяют на меня уста свои; говорят: «хорошо! хорошо! видел глаз наш».
22 Ты видел, Господи, не умолчи; Господи! не удаляйся от меня.
23 Подвигнись, пробудись для суда моего, для тяжбы моей, Боже мой и Господи мой!
В третьей части псалма фокус внимания смещается. Хотя противники упомянуты, они перестают доминировать в сознании псалмопевца. Автор обращает внимание на собственное состояние, открывает внутри себя то, что его тревожит и печалит на самом глубинном уровне, – это бессилие перед лицом трудностей и одиночество. И его взгляд перемещается на Бога. Его огорчает, что Бог далеко, что Он молчит. Вырывается просьба о помощи, защите, о том, чтобы Бог начал действовать, вмешался. В отличие от первой части псалма, где мы видим, скорее, «указания», «инструкции», как Богу действовать, здесь слышится моление-крик: «Спаси мою душу, не молчи, не удаляйся, подвигнись, пробудись!»
Раньше были «Я и они», и Богу в такой системе места не оставалось – разве что как внешней силе. Теперь как бы открывается другое измерение: «я» умаляется, обнажается своя собственная хрупкость, уязвимость, – и это удивительным образом ведет к расширению пространства взаимоотношений с Богом. Это уже возможность услышать Божий ответ.
24-28 В Твои руки предаю суд свой, Господи
24 Суди меня по правде Твоей, Господи, Боже мой, и да не торжествуют они надо мною;
25 да не говорят в сердце своем: «хорошо! по душе нашей!» Да не говорят: «мы поглотили его».
26 Да постыдятся и посрамятся все, радующиеся моему несчастью; да облекутся в стыд и позор величающиеся надо мною.
27 Да радуются и веселятся желающие правоты моей и говорят непрестанно: «да возвеличится Господь, желающий мира рабу Своему!»
28 И язык мой будет проповедывать правду Твою и хвалу Твою всякий день.
Окончание псалма напоминает начало, и это неслучайно – весь псалом построен по принципу хиазма, сложного поэтического параллелизма. Однако между началом и концом есть одно существенное различие: вначале конфликт представлялся борьбой между автором и его противниками; теперь это суд над самим псалмопевцем. Уже не звучат проклятия посторонним, связанные с ангелом-губителем. Автор вверяет свою судьбу в руки Божьи и надеется лишь на то, что Господь сделает явным его праведность и делом явит, что Он – именно такой, каким представляется: благой, спасающий, желающий мира рабам Своим.
Мы так и не видим внешнего действия Божия, но мы слышим, как меняется интонация. Здесь уже важно не столько посрамление врагов, сколько явление шалома, мира Божия, величия Божия в правде. Бог действует в сердце псалмопевца, ответ слышится, – и это несет радость.
О динамике псалма в целом
Надеемся, нам удалось показать, что данный псалом – это не просто серия повторяющихся жалоб. Как нам видится, автор проделывает большую внутреннюю работу: он вполне проживает свои чувства, выражает их в молитве и переосмысляет свое отношение к ситуации.
Хотя внешне все четыре выделенных нами фрагмента выглядят похожими, в них меняются акценты, фокус внимания. От того, как нужно наказать его противников, автор переходит к тому, что своими действиями они попирают дружбу и справедливость. Оглядываясь вокруг и вслушиваясь в свои глубины, автор исповедует свою невозможность быть без Бога. И, наконец, следует предание своей судьбы в руки Божьи и получение уверенности в дарованном мире и справедливости. В этом псалме очень много того, в чем мы можем узнать себя: ярость и сомнения, тревога и горечь одиночества, доверие и упование. Псалом, начинающийся криком и проклятием, заканчивается надеждой и благословением.
[1] митр. Антоний Сурожский. Учитесь молиться
«Вы, вероятно, помните место у апостола Павла, где Христос ему говорит: Сила Моя в немощи совершается… Эта немощь – не та слабость, которую мы обнаруживаем, когда грешим и забываем Бога, но такая слабость, которая означает гибкость до конца, полную прозрачность, всецелое предание себя в руки Божии; обычно же мы стараемся «изо всех сил» и мешаем Богу явить Его силу… И вот одна из вещей, которым Бог постоянно старается нас научить вместо воображаемой и ничтожной, анархичной нашей «силы» – это хрупкость, гибкость, всецелая отдача себя в руки Божии<…>
Смирение не заключается в том, чтобы, как мы это постоянно делаем, «прибедняться», и думать и говорить о себе плохое, и убеждать других, будто наши ходульные манеры и есть смирение. Смирение – это состояние плодородной земли<…>
И я посоветовал этой женщине: «Учись быть такой же перед Богом: отдающейся, не сопротивляющейся, готовой принять и от людей и от Бога, что бы они ни дали». И на самом деле ей пришлось много претерпеть от людей. После шести месяцев ее болезни муж устал от того, что у него умирающая жена, и бросил ее: она с избытком познала отвержение, но и Бог осиял ее Своим светом и послал освежающий дождь. Немного позже она написала: «Я совсем истощена. У меня нет сил устремляться к Богу, но теперь Бог Сам сходит ко мне».
Этот рассказ – не только иллюстрация, он подчеркивает основную мысль: вот та немощь, в которой Бог может явить Свою силу, и вот такая ситуация, когда отсутствие Божие обращается в Его присутствие. Мы не можем насильно завладеть Богом; но если мы стоим, как мытарь или как эта женщина – за гранью того, что «правильно», но в пределах, где царит милосердие, мы можем встретить Бога».
