Почему так трудно любить

Свящ. Константин Корепанов, Милосердие.ру

«Надо поверить, что я не имею любви и принять это просто как факт. Люди не могут этого принять. Им очень страшно стоять в нищете перед Богом. Им очень хочется чем-то перед Богом погордиться»

В середине октября в Москве прошел VIII Общецерковный съезд по социальному служению. На секции сестер милосердия, по мнению многих сестер необычайно живой и насыщенной, множество окликов вызвал доклад иерея Константина Корепанова из Екатеринбурга.
Батюшка, опять же по отзывам опытных в деле сестер, высказал мнения, которые нечасто высказываются с трибун. А именно: не умеем мы любить, хоть и христиане. И нечего гордиться своим служением, а надо все время просить эту любовь у Бога, а себя не бояться сознавать нищим. Тогда и выгорания не будет.

Дайте мне кого-нибудь полюбить

«Меня попросили приехать на ваш съезд, вырвали как морковку из грядки. Мне всегда очень тяжело выступать перед подобной аудиторией, потому что здесь труженики, которые находятся на самом острие трудностей миссионерского, христианского служения.
О том, какие проблемы существуют в сестринском служении, я знаю не понаслышке. Люди приходят и рассказывают.
В Евангелии, в христианстве есть такая странная, не всем осознаваемая антиномия. Любви у нас нет. По определению ни в одном человеке нет любви. В то же время она у нас есть.
С одной стороны, любовь – это цель, к которой мы должны стремиться. Некая совокупность совершенства. С точки зрения преподобного Иоанна Лествичника, высшая ступень восхождения человека к Богу, полнота богообщения. В этом смысле у нас ее нет.
С другой стороны, все Евангелие говорит нам о том, что мы должны все делать с любовью.
Но слыша постоянно евангельский призыв к любви, в человеке возникает заблуждение — будто бы любовь у него уже есть.
Будто бы он ее имеет, но надо только найти способ, куда бы эту любовь приложить, кого бы полюбить. Именно с таким мотивом, с такой идеей человек приходит в сестричество. Он теребит батюшку или еще кого-нибудь, говорит: «Дайте мне, я хочу кого-нибудь полюбить. Я хочу исполнить христианское служение.
Кто нуждается у нас в помощи? Покажите мне, кто нуждается. Я хочу ему помочь. Христианин – это тот, кто служит. Я хочу послужить. Я хочу что-то сделать для людей, которые меня окружают. Мне надоело стоять на службе и молиться, без толку тратить лучшие годы своей жизни. Дайте мне кого-нибудь полюбить».
Действительно, когда кто-то подарил подарки на Рождество и видит улыбку на лице человека, видит радость в его глазах, потому что его вообще никто не замечал в последние 15 лет жизни, а тут ему целый подарок подарили, — конечно, такой даритель подарков счастлив. Человек понимает, как здорово любить других людей, как это трогательно, замечательно. Вот настоящая христианская жизнь. Пойду и буду делать.
Но это хоть и нормальная реакция, но он сам себя еще не знает. Он думает, что вот эта самая любовь у него есть.

Не могу больше

Получается, человек проходит некоторый этап своей жизни, вот так, в служении, в горении, и испытывает разочарование от того, что любви он в себе уже не чувствует. Хорошо, если у него найдется опытный духовник, который объяснит ему, что с ним происходит.
А если такого духовника нет, тогда он начинает обвинять в том, что у него не хватило любви, других людей или обстоятельства жизни. И вот тогда из правильного, нужного и ценного ощущения собственной пустоты человек попадает в духовную западню. Он неправильно ставит диагноз своему состоянию и называет это выгоранием или еще как-нибудь.
На самом деле это всего лишь свидетельство о том, что все духовные свойства нашей души, в том числе любовь, — исчерпаемы. Свидетельство того, что у нас больше нет сил любить. Мы дошли до предела нашего человеческого естества.
У кого-то такой темперамент, что он способен обнять много людей. У кого-то такой темперамент, что он даже жену обнять не может. Для него это подвиг. Темперамент у каждого разный.
У людей, которые откликаются на служение, сердце естественным образом раскрыто навстречу другому человеку. Они раскрываются, раскрываются и доходят до истощения своих человеческих сил. Все их человеческое закончилось. Больше они раскрываться не могут.
Их талант, дар человеческой природы, человеческого естества закончился.  Но это благо. И очень важно иметь духовника, который скажет и объяснит, что с человеком произошло.

Научиться просить Бога о помощи — это не «Господи, помоги» сказать

Такое разочарование и выгорание показывают, что мы надеялись только на себя. Мы привыкли любить, привыкли давать, привыкли быть щедрыми — по своему естеству. И когда мы обретаем некий евангельский, как нам представляется, путь, мы думаем, что так и дальше все пойдет — хорошо и благостно.
Но ничего подобного.
На евангельском пути очень быстро обнаруживается, что наши естественные силы конечны. И нужна помощь Божия. А мы-то верили, что можем любить и сил наших хватит, именно наших сил.
Конечно, мы немного молились, мы исполняли молитвенное правило. Мы когда-то о чем-то просили. Но все это бесконечно далеко от того, что требуется для человека, который возлагает упование на Бога.Понятно, что некоторую способность любви человеческое сердце уже имеет. Во-первых, потому что человек создан по образу и подобию Божьему. Поэтому свет, просвещающий каждого человека, просвещает и наше сердце. В ком-то больше, в ком-то меньше.
Этот свет любви Божьей есть в каждом человеке. Кто-то любит маму, кто-то кошку, кто-то друзей, кто-то жену, семью. Это все проявление того же самого света, который просвещает каждого человека, приходящего в мир.
И между, например, прекрасным семьянином, который возится со своими детьми, и тем, кто, может, неудачный семьянин и идет реализовывать свою любовь в служении немощным людям, — перед Богом между ними разницы нет. И тот, и другой пытаются согреть других только естественными дарами своего собственного сердца.
Но и у тех, и у других рано или поздно эти естественные источники любви и сил кончатся.
И отец, любящий свое семейство, однажды встанет перед страшным выбором, — больше у него нет сил терпеть этих детей, а отпустить их, как отпустил евангельский отец в страну далече, тоже сил нет.
Доверить своих детей Богу он не может. Ждать он не может. Он исчерпал свой ресурс.
Так или иначе, все человеческие усилия исчерпаемы. Человек может любить в силу сложившихся условий воспитания. Какие-то книги побуждали его к тому, чтобы любить. Какие-то люди, встреченные им на пути, показали ему, как любить. Родители, которые научили любить. Гордиться тут нечем. Есть люди, у которых были замечательные родители, дали всю любовь, какую можно.
А есть люди, которые не видели любви вообще ни от кого в своей жизни. Чего же ждать от них великого служения любви.
Тем не менее мы, встав на путь служения ближнему, даже не отдаем себе отчет, насколько мы этим выбором обязаны предыдущим поколениям или прочитанным книгам, или просто родительской, отцовской или материнской любви. Или друзьям, которые были к нам снисходительны, или школе, в которой мы учились.
Это просто плод нашей жизни, а может, даже предыдущих поколений. Ничего высокого или великого в этом нет. Поскольку это человеческое, это тоже закончится.

Все мы немного крещенные

По-настоящему крещеных людей я в своей жизни почти не видел. Но столько лет прошло от момента, когда мы покрестились, до момента, когда мы сказали Богу: «Что Ты от меня хочешь? Скажи мне, что сделать, и я сделаю».
Между таинством крещения и нашим желанием послужить Богу прошло очень много времени. Мы долго шли к тому, чтобы реализовать то самое крещение, которое в нас заложено. Что такое крещение? Крещение – это погружение в смерть Христову.
Искусство любить – это искусство умирать. По другому любовь человеческому сердцу не дается.

Почему человек останавливается

Когда человек встает на путь служения людям, нуждающимся в его служении, он встает перед необходимостью умаляться, его социальная, личная, семейная, всякая жизнь умаляется, истощается. Его самого почти не остается.
И человек останавливается — потому что он не готов, потому что ему жалко себя, потому что трудно, потому что нарастают страсти, потому что нет доверия к Богу, — что это необходимо делать.
Человек не хочет делать то, что сделал Христос для людей. Он встает перед тайной распятого Христа, замирает с трепетом. Он должен замереть, если он крещеный человек, и сказать: «Господи, научи меня так любить людей».
Пока это из сердца не скажется и потом не будет реализовываться в маленьких подвигах собственной жизни, человек будет еще очень далек от той любви, к которой призывает Христос, от той любви, которую дает Христос, от того таинства крещения, в которое мы все крестились.
Поэтому я и говорю, что все мы немного крещеные. Мы на небольшой подвиг способны, на большой нет.

Любовь как система

Есть проявления любви, которые можно назвать спорадическими. То есть они от случая к случаю. Есть проявления любви постоянные, системные. Для воспитания человека гораздо важнее не случайные проявления любви, а именно системные.
Вот человек увидел старушку, божий одуванчик. Она не может через дорогу перейти. Ну как не помочь. Такая трогательная старушенция.
Он волевым движением руки останавливает машины и переводит старушку через дорогу. Сделал доброе дело. Но он его сделал и дальше пошел жить своей жизнью. А если он возьмет за правило всех старушек всегда переводить через дорогу, он сразу увидит, как трудно это делать, как тяжело, как у него не получается, как много у него всего более важного…
…У меня командировка, встреча. Я не могу сейчас тратить время на то, чтобы перевести эту старушку. Да и вообще, она неприятно одета, и воняет от нее. Не хочу я ее переводить. Она еще и матерится….
Именно системные проявления любви ставят человека перед осознанием ограниченности собственных возможностей любви.
И так же мы узнаем — сколько в нас греха, — то есть той части души, которая не служит любви, а зациклена на самом себе, посвящена удовлетворению собственных желаний, амбиций, а иногда просто своих страхов.
Греховная часть души – то, что любит покой для себя. Это нужно знать. С этого, может быть, очень много начинается.
Не все в нас отдано Богу, не все заполнено духом. Мы не отвергаемся себя, как требует это Евангелие. А раз не отвергаемся себя, не ненавидим себя, не можем отдать Богу всего себя, потому и не можем иметь ту любовь, которую дает Бог верующим в Него.
Мы не можем отвергнуть себя, стало быть не можем взять крест и идти за Ним. Ведь как устроено наше бытие? Или лучше сказать, Кем устроено наше бытие? Маленькая ремарка. Простите за высокие сравнения. Но это неизбежно, когда мы серьезно говорим о любви.
Этот мир, в котором мы живем, в котором мы призваны жить, он создан Богом, которого мы именуем Святая Троица. Три Лица, Отец, Сын и Святой Дух. Каждое из этих Лиц все свое божественное бытие отдает другим Лицам Святой Троицы, себе не оставляя ничего. Но ведь и каждый человек сотворен для всех других людей.

Мы всегда что-то утаиваем для себя

Грех разрушил это правильное мироощущение и миропонимание. Грех именно того и добился, что мы теперь жалеем себя и никак не можем без благодатной помощи отдать себя кому-нибудь другому. Я уж не говорю о служении немощным — просто жене, мужу, детям, матери. Мы не можем отдать себя без остатка.
Мы всегда что-то утаиваем для себя. Даже от очень дорогого человека. Это и есть проявление греха. Нужно сознавать, что это в нас есть, потому что это приведет нас к покаянию. А покаяние изменит все, что есть в нашей жизни.
В Первом послании апостола Павла к Коринфянам, знаменитой 13 главе говорится: Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине: все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает.
Но что получается? Любовь долготерпит. Это значит, что терпение мое не может кончиться. А если оно кончилось? Значит, не люблю. Я только делаю вид, что люблю. Я принимаю все прелести любви и не принимаю ее подлинности. Если бы я любил, я бы терпел. Не терплю, значит, не люблю.
Мы, конечно, найдем оправдание. Ну как? Невозможно же это терпеть. Сколько можно? Я сколько ни прихожу, она меня все материт и материт. И обзывает, и ругает. Сколько можно терпеть? (о. Константин приводит пример из работы сестры милосердия с «трудным пациентом». Но эта аналогия, в своих масштабах, приложима и к любой ситуации в общении с «трудным» человеком — прим. Ред.)
А может, Бог повелел ей обзывать тебя, чтобы ты поняла, что никого ты не любишь. Смирилась и покаялась.
Измени сердце свое, принеси Богу покаяние, и он изменит сердце этой женщины, и она будет тебя благословлять, а не проклинать.
И ты сама смиришься и поймешь, что вовсе ты никакая ни любвеобильная, а обыкновенная несчастная, очень гордая, своенравная.
Подумаешь, не можешь вынести, как тебя матерят. Твоего Бога ругали больше, но Он же Бог. И грехов у Него не было. Не стоит ли потерпеть? Когда Давида, просто человека, злословил некий гадкий человечишка, у него были воины, чтобы его защитить. А он сказал, что если Бог повелел этому человеку злословить его, кто может запретить? Кто из нас относится к ругани человека, к обзыванию и нелюбви человека с таким отношением?
Так где же наша любовь? Это только самомнение, будто бы мы любим. А на самом деле нет. Или слова: «любовь не превозносится, не гордится». Это мы-то не превозносимся?
А над сестрами своими, которые не трудятся в сестричестве, которые боятся, не могут решиться оставить семью, муж не отпускает, над ними не превозносимся?
Над грешниками, над чиновниками, которые создали такие условия для наших больных, перед теми, кто управляет нашим государством и создает такие условия, мы разве не превозносимся, не гордимся?
Над теми людьми, которые мешают нам осуществлять наше служение не превозносимся, не гордимся?
Или, может быть, мы никого не осуждаем?
Когда собираемся вдвоем чайку попить, мы же ни про кого не говорим: «Да что же они делают, что же они творят, как они могут? Нет, чтобы были как мы».
Это же и есть гордыня и превозношение. Ведь любовь – это такое состояние сердца, когда оно не может сосредоточиться на одной жене, на одной семьи или на пяти больных. Оно изливается на всех. Если это Божья любовь.
Когда это Божья любовь, она изливается на больного, который ругается. И на медсестру, которая к нему не пускает. И на врача, который косо смотрит на то, что мы иконку поставили. На всех изливается. Потому что любовь по-другому не умеет. Она всех обнимает.
Если мы идем к нашему подопечному и по дороге кого-то осудили, — водителя за то, что он слишком медленно едет, или молодого человека, который не уступил место старушке, то мы на самом деле гордимся, и превозносимся, и осуждаем.
Стало быть, любви в нас нет. Понятно, что любовь не ищет своего и не раздражается. Мы же раздражаемся. Часто не на пациентов, хотя и на них тоже, бывает, раздражаемся. Мы раздражаемся на тех людей, которые мешают нам осуществлять наше служение. На сестру, которая чем-то нас отвлекает от любимого дела.
Таким образом, всегда себя контролируя, всегда себя проверяя этими словами о любви, мы понимаем, действительно мы любим или не любим.
Любовь все покрывает, а мы обличаем, всему верит, а мы отчаиваемся.
И в своем, и в семейном, и в подопечных отчаиваемся. Всего надеется любовь, а мы унываем. Все переносит, а мы изнемогаем от собственной беспомощности, бросаем начатое дело, говорим: «Батюшка, я больше не могу».
Значит, не можете. Надо бросить. Но надо бросить с мыслью, что это не потому, что пациент мне неподходящий или ситуация непереносимая, а любви в моем сердце нет. Просто нет. Тогда это родит покаяние.
А покаяние научит нас правде. А правда приведет к тому, что мы смиримся. Смирение приведет к благодати.

Часто мы можем только верить в любовь

Как воспитать вот эту самую любовь? Что надо делать для того, чтобы эта любовь Божья в сердце была? Способ, как стяжать такую любовь, один, всего один. В Церкви нет другого способа, никогда не было, никогда не будет. Это вера.
Все в христианстве начинается с веры, все движется верой, все заканчивается верой. Пока мы живы, мы живем верой, а не ведением. Такова наша доля, которая рождает все лучшее, что есть в нашей жизни.
Это та самая вера, которая и оживает в тех делах, которые мы делаем. Именно эта вера и оживает делами, и без этой веры все дела, какие бы они великие ни были, остаются просто добрыми делами, которые замечательные, прекрасные, но человека не спасают.
Добрые дела — всего лишь признак нашей человечности, а вовсе не христианства.
Только те дела, которые осуществляются по вере во Христа, а не по собственному расположению, и созидают нас, делают нас христианами. Если мы совершаем эти добрые дела просто потому, что у нас доброе сердце, это замечательно, прекрасно, это говорит только о том, какие вы замечательные люди. Но наше служение ближнему должно говорить о чем? О том, какой замечательный у нас Бог.
Если люди сказали, что мы замечательные, мы вполне можем испугаться этого свидетельства, потому что мы сотворили это дело всего лишь во славу свою. А мы должны делать это дело во славу Божью.
И когда человек, которому мы служим, скажет — велик христианский Бог, что Он делает с вами, с христианами, вот тогда мы подлинно понимаем, что служение наше принято Богом. А пока такого не говорят, у нас всегда есть сомнение, тем ли мы занимаемся, не себе ли зарабатываем дивиденды, не свое ли имя проповедуем, не гордимся ли в тайне души тем, что мы делаем.

Уроки выгорания

Мы должны с помощью наших разочарований и выгораний прийти к тому, чтобы сказать: «Господи, я без Тебя ничего не могу. Я прах и пепел. Я земля и камень. Мое сердце неспособно любить. Дай мне эту любовь. Дай мне любовь ко всем людям. Наполни, насыти меня этой любовью».
Пока мы это не скажем, Царство Божье для нас закрыто. Только нищие духом блаженны.
Все наше служение приводит к тому, что мы осознаем, что мы нищие, наше сердце каменное, любить мы не умеем.
Но в это надо поверить и принять это просто как факт. Люди не могут этого принять. Им очень страшно стоять в нищете перед Богом. Им очень хочется чем-то перед Богом погордиться.
Господи, конечно, все нищие, но я не настолько. Я вот свою семью люблю, хотя у меня такие ужасные дети, но я их все-таки люблю.
Я, конечно, ору на них иногда, раздражаюсь, но это от большой любви. Но, ты же знаешь, Господи, в моем сердце я их люблю. Человек хочет показать, он прикрывается этой своей как бы любовью, потому что в обнаженности своей нищеты никому стоять не хочется.
Каждый хочет прикрыть свою наготу, сказать, что у него есть копеечка, он не нищий к Господу пришел. И Господь говорит: «Ну и живи со своей копеечкой. Пусть она и будет тебе утешением.
Либо ты признаешь свою полную нищету и принимаешь все от Меня, либо остаешься со своей копеечкой, со своим зарытым в землю талантом. Либо принимаешь Меня целиком, и Я наполняю тебя любовью, либо ты считаешь себя способным хоть к чему-то, и тогда любовь на тебя не изливается».
Третья необходимая вещь для учебы любви – это заповеди, которые всем нам даны, чтобы исполнять. Тоже притча во языцех, но если мы посмотрим в свое сердце или вокруг себя, лучше в свое сердце, мы увидим, что не исполняем заповедь Божью.
Молимся ли мы за обижающих людей, благословляем ли мы тех, кто нас проклинает, действительно ли мы ходатайствуем перед Богом за тех, кто мешает нам в нашем служении, действительно ли мы готовы прощать всех людей, которые перед нами виноваты, даже если они не просят прощения?
Как только я ставлю себя под эту заповедь, я облекаюсь во Христа, ибо заповедь и есть Христос, одевающий меня своей благодатью. Мне стоит только решиться помолиться за обижающих, и я получаю благодать. Мне только стоит простить человека, который не просит у меня прощения, и я получаю благодать.
Любая благодать есть любовь, ибо Бог есть любовь и любая крошка Его благодати есть преумножение в нас любви. И напротив, всякое несоблюдение заповедей уводит нас во тьму, в прелесть самообмана.
Четвертый путь к любви – это молитвы. Но не молитвенное правило. Хотите, читайте его, хотите, нет. Это не относится к стяжанию любви.
Если вы исполняете дело служения любви, вам нужна другая молитва, которая наполняет ваше сердце именно вот этой, недостающей вам любовью. И в этом смысле надо в первую очередь просить у Бога этой самой любви к этому самому человеку, который вас раздражает, от общения с которым вы унываете, или та сестра, которая опять ввергла нас в осуждение, или с тем братом, который вам что-то не дал из того, что должен был дать.
К любому человеку, с кем возникло недоразумение, надо просить Господа дать вам любовь.
Не вообще любовь. Мы не Иоанн Кронштадтский. А любовь конкретно к этому человеку, с которым вам сейчас трудно и тяжело. И вот тогда эта молитва, из такого сердца возносимая за этого человека, несомненно будет услышана Богом и Бог даст этому человеку и веру, и любовь, и милость свою, потому что мы умалили свое сердце.

Проверка на смирение

Иерей Константин Корепанов. Фото с сайта ekaterinburg-eparhia.ru

И последнее. Об этом я не буду много говорить. Это причащение. Вот вы встаете перед чашей и священник читает слова: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живого, пришедший в мир грешные спасти, от них же первый есмь аз». Загляните в этот момент в свое сердце. Вы правда считаете себя среди стоящих здесь первым грешником?
Если вы считаете себя хуже этой бабушки у подсвечника, этого пьяницы, который вывел вас из себя, прося деньги, которых у вас нет, этой тетеньки, которая скребет скребком во время богослужения так, что мурашки по коже бегут, если вы правда считаете себя грешнее всех, когда причащаетесь, это причастие преисполнит вас любовью.
Но если вы подходите к чаше и ловите себя на мысли, что вы раздражены, что вы утомлены унынием от того, что в этом храме все какие-то… любви ни у кого нет.
Ну как живут христиане? Я пришла в незнакомый храм, меня никто не любит. И после этого они называются христианами. Подхожу к батюшке, спрашиваю, можно ли исповедоваться. А он спрашивает, почему я не вовремя пришла. Нет, чтобы явить любовь ко мне. Почему же он ее не являет? Я даже не знаю, причащаться мне или нет. Вроде как, готовилась.
И человек причащается с тайной мыслью о том, что в этом храме единственная христианка это она. А все остальные вообще непонятно что тут делают.
Вы загляните в собственное сердце. Только вы знаете ваше сердце. Священники не семи пядей во лбу. Они не прозорливы. Они не знают, что на самом деле у вас. Они доверяют вашим словам, вашему намерению. Они не вправе вас судить и рассматривать ваши сердечные намерения. Что скажете, о том они и будут судить вас.
Если вы имеете тайные помыслы, если вы чувствуете, что вы превозноситесь, раздражаетесь перед самой чашей, не обольщайте сами себя. Вы в осуждении причащаетесь.
А чтобы сердце наполнилось любовью, для этого нужно причащаться со смирением. Тогда мало-помалу переживая собственную духовную нищету, молясь о любви, причащаясь Бога, у которого есть любовь, мы постепенно будем восходить к полноте любви.
На самом деле любое служение в церкви, священника, монаха, социального работника, сестры милосердия, бабушки у подсвечника, кассира, проповедника, катехизатора, кого угодно, любое служение направлено только для одного – созидать самого себя в любви.
Это та цель, к которой мы призваны. Мы должны через наше служение стяжать любовь. Если мы стяжаем ее, то делаем все так, как велит Господь. Если не стяжаем, то не потому что обстоятельства «неправильно» сложились, а потому, что мы неправильно делаем Божью работу.
Коллажи Оксаны Романовой

Поделиться ссылкой: