Запись была сделана для семинара Колледжа, еще в Москве.
И.Я. Гриц
Свобода Славы детей Божиих
Тема нашего семинара, который становится уже традиционным в феврале, – это «Свобода Славы сынов Божиих». Тема свободы – невероятно важная, по-моему, она очень волновала Павла, по-моему, она очень волновала всех святых отцов.
Что такое свобода, как ее достичь и, вообще, что с ней делать? Предположим, ты в свободе, и что? Как с ней быть? Если мы посмотрим текст Павла, как всегда негладкий и неровный, а очень обширный, то получается очень интересная вещь. Он говорит, во-первых, о свободе не только человеческой, но и о свободе всей твари. И антоним свободы у него не анархия и не несвобода, а суета. Вот. Суета – тварь покорилась суете недобровольно. И дальше что? У святых следующее важное слово – это «тление», что тварь будет освобождена от рабства тлению. То есть получаются такие пары: «свобода – рабство» и «тление – слава».
Свобода как замысел Божий
Значит, давайте вспомним самое начало Священного Писания. Вся тварь была создана для свободы. И эта свобода была не то, что мы сейчас понимаем, чтобы каждый мог творить то, что он пожелал или не желал, а эта свобода соучастия в замысле Божием. Я поясню свою мысль. Господь творит мир и вводит в него всех живых существ, а, по-видимому, неживых существ тогда не было. Все обладали даром жизни в той или иной степени, потому что Господь творит только жизнь, ничего кроме жизни Он творить не может. Из одного источника не течет жизнь и смерть, то есть смерть – это результат уже грехопадения. Так вот, этот Эдемский сад – это такой полигон, небольшая, наверное, относительно площадка, где человек, созданный по воле Божией, должен был освоиться в этой, абсолютно для него новой, жизни и научиться быть свободным.
Вот, обратите внимание на несколько моментов: во-первых, человек приходит в этот мир взрослым. То, чего не знал Адам – он не знал детства, он не знал учебы, той самой учебы, на которую дети, младенцы, подростки столько времени тратят, чтобы стать свободными. Второе, это отсюда вытекает замысел Божий, замысел о нас, живущих вместе с грехом, рядом с грехом, мучающихся от него и пытающихся детям передать что-то совсем другое. Что же другое? Иметь свободу творить, поступать по воле Божьей, независимо от наставников, от родителей, от взрослых. Собственно, все остальное – детали. Научить таблице умножения, научить организовать разум, организовать дисциплину – это уже детали. На это уходит огромное количество времени. Огромное количество времени в жизни человека.
Осознание свободы как предназначения
Значит, до грехопадения было не так. Человек это все имел уже как дар в творении. Обычно говорят о дарах Святого Духа, говорят о дарах в крещении – это все очень близко. Сейчас не хочется рассуждать и богословствовать на эту тему. Собственно, это не моя стихия – богословие. И вот это знание, знание с большой буквы, которое Познание, оно рождается оттого, что человек имел близкую, непосредственную связь со своим Творцом, Всевышним, и общение с Ним «лицом к лицу». Ну, в кавычках, конечно. Отсюда и что-то близкое вытекает к слову «свобода». Свобода – это осознание своего предназначения и радостное и действительно свободное деяние, жизнь. Без суеты, вот тут слово «суета» есть. Можно очень много делать и много суетиться, можно очень немногое делать и от суеты полностью отказаться.
Итак, свобода говорит нам о том, что человек, каждый человек сегодня может и должен, эта возможность есть, все дары Божьи, которые, когда бы ни были Им сотворены, они не исчезают никогда. Что с ними человек делает – это другой вопрос. Он может их забросить, отдать в ломбард на сохранение, а может вообще на них не обращать внимание. Этот дар – знание своего места в творении, в замысле Божием – это и есть свобода. Радостное служение, радостное исполнение того, что Господь каждому человеку предназначил. Можно абсолютно твердо заявлять, что неповторимость каждого человека связана с этим.
«Привести всю тварь к свободе»
Каждый человек имеет свою «роль», в кавычках. У нас очень бедный язык, никуда не денешься, свою роль, свое предназначение к тому, чтобы «привести всю тварь к свободе». «Всю тварь» – это имеется в виду и животных, которых тоже надо было привести, у них свое место, свое неповторимое место – животные, рыбы, птицы. И недаром народ церковный так любит предания, притчи, рассказы том, как великие святые проповедовали разной твари Евангелие. И тварь слушала с трепетом и вниманием, от птиц до каких-то крупных зверей. Об этом мы встречаем в Ветхом Завете подобного рода рассказы, когда, если человек оказывается неготовым, то тварь исполняет волю Божью. Исполняет в случае с Валаамом – этот знаменитый эпизод с ослицей – исполняет роль Вестника, то есть Ангела. Ангел – это одно из многих предназначений.
Мы говорим о стихиях. Павел говорит о стихиях, о камнях, которые ставили в память о разных событиях. И в Евангелии слова Христа в ответ на требования очень здравомыслящих и серьезных людей – «Скажи ученикам, пусть замолчат», пусть перестанут выкрикивать царские приветствия, в частности кричать «Аллилуйя», когда Он входил в Иерусалим. И слова Христа о том, что камни будут говорить в Царстве Небесном, и люди будут с ними общаться. Но так как сегодня мы много времени, много сил, много лет тратим на то, чтобы научить детей говорить, потом еще больше времени и сил тратим на то, чтобы научить молчать, так и со всем творением.
Каждый камень неповторим, каждый цветок неповторим. И, если удастся войти с ними в какое-то общение, тогда станет ясно, что эти творения Божии тоже предназначены для свободы. В Царствии Небесном у них будет своя собственная роль. Человек – управитель, он не хозяин. Хозяин, если мы вспомним все притчи евангельские, – сам Господь. А человеку доверено управление. Доверено настолько сильно, что некоторые места мы воспринимаем (еврейский текст я имею в виду) как нечто такое запредельное. «Все, что Я творю и вы будете творить, и больше сотворите». Вообще, для нормальных людей эта мысль невместима совершенно. Я не слышал ни одной проповеди разумной на эту тему. Это все сводится или к поэзии, или к тому, что «вы – это вся Церковь» и т.д. Но речь идет о персонально каждом человеке, который войдет в Царство Небесное. И это опять свобода.
Свобода и Заповеди
Заповеди – это, вот что. Мы можем задать себе контрвопрос – а были бы заповеди, если бы не было грехопадения? По-видимому, была бы только одна заповедь – заповедь о любви, и путь к этой любви в Ветхом Завете до Воскресения, до Голгофы – это Cуббота. О Cубботе говорится, что она была сотворена отдельно, это вершина творения, это 3-4 -й стих 2 главы Книги Бытия. Это опять для христиан сегодня мало понятно. И это свидетельствует о том, что у нас все впереди. Мы должны это понять, мы должны это осмыслить. Мы должны понять, какова же роль заповеди, роль закона, роль Торы в жизни Церкви Христовой. Так, в общем на это ответ есть, он связан с катехизацией – научитесь не красть, это не делать, это не делать… Но это все ограничительные вещи. Точно также, как мы учим младенцев самих одеваться, самим приводить в порядок пространство вокруг себя, то есть в своей жизни. Но это еще не творчество, это еще не свобода. Что это означало бы, если бы не было грехопадения, сказать затруднительно. Это отдельная тема, мне бы очень хотелось когда-нибудь провести об этом тоже семинар. И что сохранилось для наших дней. Если вспомнить Послания ап. Иакова, собственно, он опирается, чуть ли не единственный из апостолов, именно на это. Это стержень его Послания, его рассуждений.
Но вернемся к свободе, мы еще не дошли до славы. Что же такое свобода? Свобода – это наше предназначение к тому, чтобы ввести всю тварь в Царство Небесное. Тут можно пользоваться разными языками, например, языком литературным: вся наша жизнь, все (я имею в виду жизнь человечества) – это всего-навсего предисловие к истории. Настоящая история начнется только в Царстве Небесном. Обычно для нас – это непрерывная «Аллилуйя» и такая тоска зеленая, как дети говорят, когда к ним попадаешь на занятия воскресной школы, что это будет все ужасно скучно.
А еще более близкий язык – это язык литургический. И тогда подлинная история начнется только после Проскомидии. Вся история последних тысяч лет – это все Проскомидия. И Церковь это очень точно зафиксировала через образно-символический язык, материальный – вот эта просфора в честь пророков, в честь Матери Божией, и т.д. Это все впереди. Действительно, о. Александр Мень был прав – история Церкви только начинается.
Духовники сегодня
Свобода сегодня встречается крайне редко. Только если нам посчастливится, и Господь даст нам встречу с подлинным святым, праведником, который живет в наши дни, будучи нашим современником, он направлен к свободе. Что ж такое свобода для него? Это помочь человеку войти в личные собственные отношения с Творцом, со своим Господом – Спасителем. Обычно мы ищем старцев, духовников, называя их святыми, и другими словами. И все, что он скажет, надо делать, и т.д. То есть тут происходит подмена того, что мы видим в армии, где абсолютная дисциплина, – и попробуйте не послушаться старшего начальника, последствия будут для вас неприятными, – с тем, что делает настоящий человек. Он подводит людей к служению в Царстве Небесном. Служение уже здесь, но как в Царстве Небесном. И это совершенно поразительно.
Все остальное – это школа, это подготовка. Как мы будем с ней соотноситься? Достаточно посмотреть на выдающихся, а их сегодня немного, старцев. Причем старцы – сегодня это уже в другом смысле, не в смысле учителя, который тебя тащит куда-то. Он помогает, помогает встретится с Христом. Помогает найти свое место, чтобы и другим людям помочь, и тем самым обрести свободу.
Свобода обретается в служении
И вот тут следующий пункт, который мы выделяем, что свобода обретается человеком только в служении. Лежа на диване свободным стать нельзя. Только начав служить, служить добровольно, служить в радости для Господа, мы обретаем эту свободу, тогда она дается нам.
Свобода Славы
Свобода Славы. «Слава» – слово тоже церковное, библейское, редко употребимое. Чаще всего мы употребляем его, я бы не сказал, чтобы адекватно. Слава Адонай, Слава Божия, это слово, которое относится к Богу. Слава человека – это нонсенс, если не употреблять его в бытовом смысле. Слава какой-нибудь певицы, футболиста, писателя, поэта – это что-то совсем иное. Так вот, Слава, в которую может войти человек, а может и не войти, это его сопричастность к делу Божьему. Давайте вспомним Моисея, который был в Славе, вошел во Славу, и при этом – были внешние признаки. Лицо его так сияло, что смотреть на него было невозможно, и народ просил его закрыть лицо плащом, капюшоном. Примерно то же самое было, когда построили и освятили Храм по замыслу, по молитвам Давида, царя и пророка, но построен он было уже Соломоном, его сыном, поколение спустя. Там есть удивительный момент, что никто не мог войти в Храм, наполненный этой Славой. Это значит, что для них этот путь хождения и путь ведения других к Царству Небесному к тому времени был еще закрыт. Но уже появляются попытки.
Сыны Божии
Так вот, Слава сынов Божьих. Еще момент – сыны Божии, речь идет не об одном единственном человеке, а о сынах Божиих. Понятно, что это не гендерное выражение, дочери Божии – те же сыны, просто это библейский язык. Это Церковь. Мы не можем войти туда по одиночке. То есть, может быть, и можем, но это особое служение особо выдающихся, особо поставленных на это людей, как сам был апостол Павел, который настолько был дерзновенен, что говорил – «мне не важно, знал я лично Христа или нет», то есть не знал. То теперь это никакого значения не имеет. «Я знаю путь. Я знаю, куда идти. Я знаю, как помочь людям идти и вести других за собой». Вот отсюда все его многочисленные рассуждения о служениях, о епископстве, так он говорит, так мы воспринимаем сегодня в переводе, о пресвитерах, о вдовицах и т.д.
Сыны Божии – мы все, собранные все на одно. Мы можем только получить эту Славу, иначе мы ее не получим. Иначе повторится то, что было со священством и знатными людьми, князьями, при Соломоне. Они не смогли войти, даже приблизиться к этой Славе не смогли. А поколение назад перед этим народ умолял Моисея закрывать лицо свое, они не могли этого вынести просто, такую свободу, которую он им предлагал.
Путь к свободе
Так вот, мы видим, что эти простые, казалось бы, хотя и трудные слова ап. Павла о свободе Славы детей Божиих, это, если угодно, это стратегия, это предназначение Церкви, всех нас, здесь живущих и тех, кого уже Он взял в особый удел, в особое служение. И с нашим переходом в иное качество жизни, а смерти нет для тех, кто живет со Христом, только тогда начинается действительно путь к свободе. И есть масса свидетельств тому, не из текстов Священного Писания, а из Предания, которому мы доверяем. Потому что надо просто присмотреться, «принюхаться», я иногда выбираю такое выражение, оно, конечно, немножко шокирует.
Вспомните, допустим, эпизод с преподобным Серафимом, который обладал огромной, просто неимоверной физической силой, и на которого напали разбойники. И он отбросил посох, которым мог бы защититься и много чего сделать с ними. И был избит так, что несколько лет, по-моему, лежал, не мог встать, пока к нему не явилась Матерь Божия, пока к нему не пришли ближайшие ученики Христовы. Она сказала – «этот нашего рода». Это очень разные вещи означает, в том числе то, что теперь и отныне он, Серафим, он знает, как людей вести ко Христу. Для нас сегодня его путь – это уже не тропинка, это торная дорога в Церкви. Это что-то странное, и мы до сих пор пытаемся это переварить и понять. Вот эту свободу войти, вести других через Воскресение Христово. И недаром его излюбленное приветствие – «Христос Воскрес, радость моя!». Вот тут все важное, то, что ты – радость моя, радость Божия, радость Церкви. И Он Воскрес. Да, ты – грешник, и я – грешник, все мы – грешники, но смотри на это, смотри на Воскресение Христа. И это и есть путь. Помогай другим смотреть именно на это. Помогай другим в центре своей жизни обрести Воскресение Христово, а вовсе не бесконечное покаяние, которое, несомненно, необходимо, но не в той мере, в какой у нас сегодня это принято.
Два рода источников
То есть, свобода Славы сынов Божиих – она как бы рассыпана по всему Священному Писанию и Священному Преданию. Что человеку нужно, что ему полезно? И это очень непросто нам понять. Но, не поняв этого, мы не сможем войти, даже приблизиться, даже приблизиться. И вот тут я бы рекомендовал всем на источники двух родов обратить внимание. Предание церковное, абсолютно достоверное, как эта история о преподобном Серафиме.
Или знаменитая, но прикрываемая почему-то, ради благочестия церковного, история со святителем Иннокентием Московским, известная. Как и большинство епископов 19 в., он был вдовый. У него была большая семья, и когда он овдовел, его поставили сначала епископом Сибири, потом известно, что он жизнь свою завершил, будучи митрополитом Московским. У него была огромная семья, и дети разные. С детьми всегда большие проблемы. Один из его сыновей был вор, причем такого, низкого пошиба, карманный воришка. В Киеве его не раз ловили, и в общем, как правило, отпускали, потому что когда ловили и начинали сверять документы – отец всего-навсего Митрополит Московский. Это было как-то неприлично, неудобно. Машина включалась, его судили, давали минимальный срок, и генерал-губернатор обращался всегда с письмами, устными, чтобы как-то не навредить. Он очень почитал владыку Иннокентия – «давайте его амнистируем, давайте ему какие-то поблажки дадим». И каждый раз, сохранились документы, сохранились письма, владыка говорил: – «Ему полезно быть в тюрьме, иначе вы его до конца испортите. Ради Бога, не прикрывайтесь моим именем». Это его путь.
Я не могу себе представить сегодня отца – ни митрополита, ни генерал-губернатора, ни даже простого какого-нибудь генерала русского, который, имея возможность помочь сыну, не помогает ему, а смотрит далеко вперед. Вот это то, что нам необходимо знать, что тут и рождается свобода, которую отец жаждет передать сыну. Но свобода – это не тот дар, который можно просто вынуть из кармана или снять со счета и подарить кому-то. Ее надо достичь. Знать свое место в служении.
И тот же Иннокентий, когда еще был Сибирским владыкой в Иркутске, писал о другом своем сыне, который был добрый, хороший человек, но не очень умен, в буквальном смысле слова. Это был простой человек, который знал, как посоветовать крестьянам, он служил священником в большой (относительно, по-сибирски большой) деревне. И тоже постоянно получал отец письма – «давайте мы его в собор переведем, поставим настоятелем, а то неудобно, отец – первосвятитель, а он – всего-навсего деревенский батюшка». «Нет, он там не справится, он там много чего испортит, и людей поведет не тем путем, а здесь он будет при деле». Вот.
Это первое, что я хочу сказать, что я бы рекомендовал как можно больше внимания уделять и в проповедях, и в поучениях именно таким обстоятельствам, подлинным, последних полутора-двух веков. Их очень много, и из них мы можем узнать, что же имел в виду апостол Павел.
А другое – это великие наши апологеты. Наши, это церковные апологеты – Льюис, Толкин, много кто, кто писал на другом языке. Почему-то он считается языком детским, хотя книги эти совсем не для детей. Как человек ищет личной встречи с Богом, но не для того, чтобы самому прославиться, а чтобы помочь другим и дать возможность обрести свободу твари, всякой твари. И то, что многих смущает – дриады, нимфы и прочие существа, которые появляются, – это любовь его, конечно, любовь к греческой мифологии. Но интересно, что он считает, что в ней есть зародыш Царства будущего века. Вот.
«Все, что Я творю, и вы будете творить»
Человек предназначен привести к этой свободе все творение. И тогда мы, как сыны Божии, сможем войти в эту Славу. Обрести Славу. Слава – это то самое обиталище, которое предназначено для нас. И здесь еще надо обязательно сказать, что свобода Славы сынов Божиих – это тоже не тот подарок, который нас ждет в сюрпризной коробочке где-то там, через неопределенное время. Это то, над чем мы сами должны трудиться, все вместе, и каждый со своей возможностью, уже сейчас и здесь. Вот эти знаменитые слова, повторяю, очень трудно понимаемые даже образованными людьми, – «все, что Я творю, и вы будете творить, и больше сотворите». Так вот, мы творим, мы должны творить эти обители, эти обиталища, где будет Слава Божья, они предназначены для нас всех. И уже сейчас это творится, это творится уже.
От хаоса к пространству смысла
И в заключении я просто вспоминаю одно из самых прекрасных мест, которое я видел в Иерусалиме, это храм Воскресения Христова. Он очень эклектичен, и первое впечатление, что попал чуть ли не в Царство Небесное, очень быстро проходит. И ты обнаруживаешь подземный двухэтажный храм. Канонически он принадлежит Армянской Церкви. В основном там все каменное, это мягкий туф, его легко обрабатывать, но это гранит, очень прочный. Конструкция этого двухэтажного храма разворачивается, так сказать, вниз и еще раз вниз. Кто был в Новоиерусалимском монастыре, видел, там намек на него есть – двухэтажный вход вниз.
Так вот, там дело даже не в красоте, хотя у него и пропорции удивительные, на них совершенно внимания не обращаешь. Обращаешь внимание на ту толщу гранита, которая формирует внутреннее пространство – хаос бесформенный, совершенно непонятно для чего существующий. И вот Церковь над ним трудилась несколько столетий и превратила его в нечто удивительное. Этот хаос стал осмысленным, совершенным веществом, где почти нет икон, но где можно молиться, и молитва в тебя втекает с такой силой, что можно сознание просто потерять. И это совершенно удивительно.
Это – великий дар и великий пример для нас. Он связан, я попутно сделаю такой поворот, с самим Священным Писанием. Уже сколько тысяч лет, десятки тысяч, сотни тысяч групп, поколений, культур, языков, цивилизаций читают вроде одни и те же тексты. И у меня все время возникает этот образ после моего любимого армянского храма, что там, в этой толще хаоса, мы трудимся, и мы вырубаем смыслы. То есть Церковь строит Храм Смысла, если так можно сказать, Храм Царства Небесного, а он не может быть безсловесным. Уже здесь, уже сейчас, в последние столетия, а может быть и больше. И только так можно войти в Царство людям, которые ориентированы на дар слова, на дар смысла. Каждый, как на молитвенных чтениях, имеет свое представление о тех или иных словах Библии, Евангелия. Но это совершенно удивительно. Это один из вариантов названия этой свободы Славы. От хаоса к пространству смысла, причем чем шире это пространство, чем оно многообразней, тем более церковным становится. Аминь.
